Преступление по нотам - страница 10

стр.

– Где же он?

– Я не знаю.

– Объясните!

– Понимаете, когда я просил этот футляр, то не представлял, в каком он находится состоянии. Думал, что в приличном. Но оказалось, что футляр требовал серьезного ремонта. Мало того что он был потерт и побит сильно, там еще был сломан замок. Отдавать такой – это подкинуть человеку лишнюю головную боль. Не подарок будет, а мучение. Поэтому сразу везти своему знакомому я не решился. Решил сперва спросить, что он сам думает.

– И что?

– Он сказал, что должен посмотреть. Может, замок он и сумеет исправить сам.

– Посмотрел?

– Пока нет.

– И куда же вы дели этот футляр?

– Оставил в центре. В семнадцатом кабинете, если мне не изменяет память. Посмотрите, мне кажется, он должен быть там.

Полицейские вместе с Валентиной Петровной сходили, семнадцатый кабинет осмотрели, но футляра от контрабаса в нем не обнаружили.

Позвонили снова Максиму Сергеевичу, тот удивился, но потом припомнил, что последний раз занимался в кабинете под номером 17А.

Пошли туда, но и там футляром даже не пахло.

Наверное, так бы и ходили взад-вперед, да Валентина Петровна придумала, как помочь делу. Посмотрели в журнале записей и выяснили, что Максим Сергеевич последний раз перед болезнью занимался в двенадцатом кабинете, но и там футляра не оказалось.

– Зачем он его таскал взад-вперед? Разве у него нет своего кабинета?

Снова позвонили Максиму. Тот удивился, что они до сих пор не нашли футляр.

– Я как отнес его в кабинет 17А, так там он и должен оставаться. Места там много. Футляр никому не помешает. А у меня комнатка совсем крохотная. Туда футляр при всем желании не втиснешь.

Наверное, полиция совсем отказалась бы от своих поисков, но кто-то из преподавателей узнал о поисках пропавшего футляра и припомнил, что видел сегодня в тридцать девятом кабинете в углу старый футляр.

Тридцать девятый кабинет принадлежал директору.

И у Валентины Петровны мелькнула мысль, что Ричард Александрович может быть недоволен, если они самовольно вломятся к нему.

Но полицию такие мелочи не смущали. Они поднялись на четвертый этаж, где в упомянутом кабинете футляр вскоре и обнаружился.

– Вот он, голубчик! – обрадовалась Валентина Петровна. – Тот самый! Со сломанным замком!

Но замок оказался починен с помощью стальной проволоки. Прикручена она была неуклюже, но со своим заданием справлялась. Замок отныне был исправен. Футляр спустили вниз. И призванная для опознания завхоз подтвердила, что футляр – тот самый, списанный за ненадобностью и негодностью.

– Вот тут инвентарный номер на боку, сходится с записями. Этот футляр я отдала Максиму Сергеевичу.

– Но как же он затащил его наверх? – изумился полицейский. – На четвертый этаж! Он наверху и не бывает никогда.

Но это была не единственная странность, связанная с футляром.

– Посмотрите, он весь в разводах. И это не просто пыль – это высохшая уличная грязь.

И еще на футляре нашлись клочки мха, застрявшие кое-где в щелях. Создавалось такое впечатление, что футляр сначала положили на покрытое мхом место, а потом протащили немного вперед.

– И еще тут есть следы свежего гудрона.

Мох, гудрон и грязь – все это в изобилии имелось на крыше. Мох там рос постоянно. Свежим гудроном рабочие замазывали швы в крыше. А уличная грязь бралась там откуда-то сама собой.

– Ясно, этот футляр провел какое-то время наверху на крыше.

– Что же? Все-таки стрелял Максим Сергеевич?

Сомнения охватили Валентину Сергеевну.

Конечно, в центре Максима Сергеевича никто сегодня не видел. И сам Максим говорит, что находится на больничном, тяжело болеет. Но ведь за руку его никто не держит, и где он бывает, не контролирует.

Максим мог сказаться больным, а сам прийти сюда и заранее забраться на крышу.

– Максим ваш был на крыше или кто другой, а футляр этот мы обязаны забрать на экспертизу.

Несмотря на то что сейчас футляр был пуст, полицейские не исключали такой возможности, что еще недавно в нем находилось что-то для них в высшей степени интересное.

– Посмотрим, для чего этот футляр использовался. И кто его использовал.

К себе в кабинет Валентина Петровна в тот день добралась не скоро. Она чувствовала себя весьма странно.