Преступное бездействие (примечания)

Таранов П. С. Управление без тайн. Симферополь, 1993. С. 139.

Тем самым подтвердится огорчительное наблюдение одного из настоящих руководителей России прошлого, что интеллектуальная и политическая элита жаждет перемен просто так, впадает «в своего рода революционное опьянение не от голода, холода, нищеты и всего того, что сопровождает жизнь 100-миллионого непривилегированного русского народа или, точнее говоря, голодных подданных русского царя и русской державы, а в значительной степени от умственной чесотки и либерального ожирения…» (Витте С. Ю. Избранные воспоминания (1849–1911). М., 1991. С. 560).

Шаргородский М. Д. 1) Причинная связь в уголовном праве. // Уч. тр. ВИЮН. 1947. Вып. X. С. 185; 2) Некоторые вопросы причинной связи в теории права // Сов. гос-во и право. 1956. № 7. С. 51.

Приятным исключением здесь является обстоятельная монография: Малинин В. Б. Причинная связь в уголовном праве. СПб., 2000.

См.: Русские народные загадки, пословицы, поговорки / Сост., авт. вступ. ст., коммент. Ю. Г. Круглов. М., 1990. С. 209–223.

Там же.

Не усердствуйте! – фр.

См.: Сороковые годы XIX века. М., 1950. С. 178.

Там же. С. 217.

Движение за освобождение Италии от иностранной зависимости, от политического контроля со стороны Австро-Венгрии. К. Меттерних, руководитель внутренней и внешней политики Австрии с 1809 по 1848 гг. и вдохновитель «Священного союза», считал, что Италия – только географический термин, как государство она существовать не должна.

См: Таранов П. С. Золотая философия. М., 1999. С. 65.

Лаэртский Д. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979.

С. 84.

Там же. С. 337.

Хорошо высказался на сей счет, но по отношению к контрабанде, пионер просвещенного уголовного права, итальянский маркиз Ч. Беккариа: «Преступления, которые по мнению людей не наносят им непосредственного ущерба, не интересуют их настолько, чтобы вызвать всеобщее негодование против виновных. К таким преступлениям относится и контрабанда. Люди, на которых отдаленные последствия производят самое слабое впечатление, не видят вреда в действиях контрабандистов. А часто даже довольны сиюминутной выгодой от контрабанды» (Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 203, 204).

Наступательное действие – устар.

Садовской Б. Записки (1881–1916) // Российский архив. М., 1991. Т. 1. С. 121.

Вспоминается убийственная в своей праведности сентенция небезызвестного советского людоведа Евг. Сазонова: «Лучше писать (говорить) лучше, чем хуже. Хуже писать (говорить) хуже». (Литературная газета. 1982. № 2.)

Салтыков-Щедрин М. Е. Благонамеренные речи. М., 1984. С. 15.

Если это и неверно, то хорошо придумано! – итал.

Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951. С. 70.

Corpus delicti (лат.) – основа, ядро, тело, скелет преступления.

Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. С. 167, 168.

Объяснение простое: многие разночтения во взглядах уже сняты в результате дискуссий, а научная мысль нащупывает новые узкие места в своих прежних представлениях (см.: Ляпунов Ю. И. Категория «состав преступления»: гносеологический аспект // Проблемы укрепления социалистической законности в деятельности органов внутренних дел по применению уголовного законодательства. М., 1984; Кузнецова Н. Ф. Состав преступления: спорные вопросы // Вести. МГУ. Сер. 11. 1987. № 4. С. 21–29; Бажанов М. И. О функциях состава преступления (процессуальная функция) // Проблемы законности. Харьков, 1995. Вып. 29. С. 96–108; Малков В. П. Состав преступления в теории и законе // Гос-во и право. 1996. № 7; Гонтарь И. Я. Преступление и состав преступления как явления и понятия в уголовном праве. Владивосток, 1997 и др.).

См.: Карпушин М. П., Курляндский В. И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974. С. 164; Курс советского уголовного права: Часть Общая. М., 1970. Т. 2. С. 89; Курс советского уголовного права. Часть Общая. Л., 1968. С. 243, 244; Советское уголовное право. Общая часть. М., 1981. С. 97; Юридический энциклопедический словарь. М., 1984. С. 342; Полячек Ф. Состав преступления по чехословацкому уголовному праву. М., 1960. С. 63 и др.

Профессор М. И. Ковалев на сей счет высказывается примиряюще: «В реальной жизни состав преступления как нечто существующее в действительности связан именно с признаками, описанными в законе. Это, конечно, идея, абстракция, но не порождение фантазии правоведов, а некая условность, собирательное понятие, которым оперирует наука, в том числе и юридическая. Поэтому, когда мы говорим о составе преступления, то имеем в виду конкретное преступное деяние, как оно описано в законе». (Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. С. 169).

Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. М., 1957. С. 230.

Курс советского уголовного права. Часть Общая. Л., 1968. Т. 1. С. 260.

См.: Ковалев М. И. Понятие преступления по советскому уголовному праву. С. 197, 198.

Это правоприменительное лекало не утратило своей полезности и ныне, хотя выходит за рамки материально-правового учения о составе, оно более пригодно для оперативников и криминалистов. Как пишет И. Ф. Крылов, «эта схема дошла до нашего времени. И сегодня ею эффективно пользуются те, кто занимается расследованием преступлений… Древнеримские юристы полагали, что пока не будут добыты ответы на эти вопросы, преступление не может считаться раскрытым. Советский ученый процессуалист П. И. Люблинский на своих семинарах в Ленинградском университете также подчеркивал значение данной формулы, ибо ответы на поставленные в ней вопросы позволяют получить полную криминалистическую характеристику расследуемого преступления и, таким образом, избежать ошибок в оценке его характера» (Крылов И. Ф. Были и легенды криминалистики. Л., 1987. С. 195, 196).

Трайнин А. Н. Указ. соч. С. 74.

Здесь уместно вспомнить ядовитые мефистофелевские наблюдения: «В общем держитесь слов: из голых слов, ярясь и споря, возводят здание теорий».

Трайнин А. Н. Указ. соч. С. 120.

Уголовное право. Общая часть: Учебник для вузов. М., 1997. С. 116.

Советское уголовное право. Общая часть. М., 1981. С. 101, 104.

Ковалев М. И. Указ. соч. С. 172.

Конечно, «всякая классификация является результатом некоторого огрубления действительных граней между видами, ибо они всегда условны и относительны». (Философский словарь // Под ред. М. М. Розенталя. 3-е изд. М., 1975. С. 177). Однако нельзя не видеть и пользы любых классификационных построений. Они жестко структурируют знания, придают им свойства прочности и повышенной усвояемости, позволяют улавливать закономерности, действующие в объективном мире, видеть и анализировать широкий круг явлений без перечислений, с помощью обобщенных характеристик, рожденных классификационными опытами.

Советское уголовное право. Общая часть. М., 1981. С. 109.

Надо отметить, что некоторые гранды отечественного уголовного права, в первую очередь профессора А. Н. Трайнин и Н. Д. Дурманов протестовали против выделения так называемого общего состава. «Состав один и не может быть расчленен на два состава, – писал А. Н. Трайнин, – общий и специальный. Там, где имеется состав преступления, неизменно встает вопрос об уголовной ответственности и наказании. Содержатся ли эти черты в том, что ряд авторов называет «общим» или «абстрактным» составом в отличие от состава конкретного или специального? Общий состав за собой ответственности не влечет и влечь не может. Представляя собой совокупность элементов конкретного преступления, состав не может ни в одном своем «роде» и «виде» быть общим. Состав преступления всегда реален, всегда конкретен». (Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951. С. 135, 136). Доктрина этот взгляд не разделила. Нам он представляется к тому же лишенным какой-либо ценности и легко опровергаемым: теория не может ограничивать свои понятия и категории отдельными прагматическими задачами. Обобщение жизни и пополнение терминологического тезауруса, в том числе понятиями предельной абстракции, – естественное состояние науки.

«Под квалификацией преступления, – пишет К. К. Сперанский, – понимается установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовным законом» (Сперанский К. К. Теория и практика квалификации преступлений: Учебное пособие. Краснодар, 1990. С. 12).

Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1972. С. 38.

Кудрявцев В. Н. 1) Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963; 2) Общая теория квалификации преступлений. М., 1974.

Бородин С. В. 1) Квалификация убийства по действующему законодательству. М., 1966; 2) Квалификация преступлений против жизни. М., 1977.

Владимиров В. А. Квалификация преступлений против личной собственности. М., 1968.

Бурчак Ф. Г. Квалификация преступлений. Киев, 1985.

Гаухман Л. Д. Квалификация преступлений: понятие, значение и правила. М., 1991.

Герцензон А. А. Квалификация преступления. М., 1947.

Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. М., 1974.

Куриное Б. А. Научные основы квалификации преступлений. М., 1976 и 1984 годов издания.

Левицкий Г. А. Квалификация преступлений. М., 1981.

Малыхин В. И. Квалификация преступлений: Теоретические вопросы. Куйбышев, 1987.

Наумов А. В. Новиченко А. С. Законы логики при квалификации преступлений. М., 1978; Наумов А. В. Применение уголовно-правовых норм. Волгоград, 1973.

Пикуров Н. И. 1) Квалификация следователем преступлений со смешанной противоправностью. Волгоград, 1988; 2) Квалификация преступлений при бланкетной форме диспозиции уголовного закона: Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 1982.

Сабитов Р. А. Квалификация уголовно-правовых деяний. Челябинск, 1998.

Сперанский К. К. Теория и практика квалификации преступлений: Учебное пособие. Краснодар, 1990.

Тарарухин С. А. Теория и практика квалификации преступлений. Киев, 1978.

См.: Советский энциклопедический словарь. 3-е изд. М., 1984. С. 863.

Надо сказать, что приверженность жесткой структуризации знаний и классификаторский раж, если они исчерпывают методическую вооруженность исследователей, оценивается отрицательно. Так, в Англии и США термин science (наука) используется для обозначения только естественных наук, общественные же науки оцениваются набором остроумных, но малозначимых слов. Считается, что они пригодны только для классификаторских построений и ценностных суждений, плетутся за событиями вместо того, чтобы прогнозировать их, являются продажными (см.: Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956. С. 529–534). Конечно, такие упреки частично справедливы из-за включенности исследователя-юриста в общество (как наблюдаемый объект), отсутствия постоянно работающей экспериментальной базы и давления правящих кругов на научные поиски. Но столь же резонно и то соображение, что без юридических конструкций, покоящихся на предварительной классификации правовой и социальной материи, не обойтись. Юрист обязан дифференцировать свои представления на мелкие составляющие для их последующего сличения с разнообразными жизненными ситуациями.

Уголовное право. Общая часть // Под ред. В. П. Петрашева. М., 1999. С. 152. См. также: Ковалев М. И. Проблемы учения об объективной стороне состава преступления. Красноярск, 1991.

Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. М., 1957. С. 131.

Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. С. 172.

УК РФ: постатейный комментарий // Под ред. Н. Ф. Кузнецовой и Г. М. Миньковского. М„1997. С. 59.

См.: Меркушев М. Н. Понятие преступления и понятие состава преступления в советском уголовном праве // Вопросы уголовного права и процесса. Минск, 1960. Вып. 11. С. 11; Пионтковский А. А. Учение о преступлении в советском уголовном праве. М., 1961. С. 120.

Кузнецова Н. Ф. Преступление и преступность. М., 1969. С. 111–118.

Учение о составе преступления: современные проблемы. Тезисы. М., 1980. С. 3.

Тимейко Г. В. Общее учение об объективной стороне преступления. Ростов н/Д, 1977. С. 7.

Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 9.

Уголовное право. Общая часть: Учебник // Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 152.

Ярым противником общего состава выступал сам А. Н. Трайнин: «Состав один и не может быть расчленен на два состава – общий и специальный… Представляя собой совокупность элементов конкретного преступления, состав не может ни в одном своем “роде” и “виде” быть общим. Состав преступления всегда реален, всегда конкретен» (Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951. С. 135–136). Удивительно поэтому, что учение о составе преступления, генератором которого он являлся, преимущественно обслуживает так называемый общий состав. Удивительна ситуация и в том контексте, что многие конструкции (структура, обязательные и факультативные признаки) рассчитаны именно на общий для всех преступлений состав. Напомним также, что подавляющее большинство ученых видят в составе вообще абстракцию, а не реальность, связывая это второе толкование многочисленными оговорками. Это – во-первых. Во-вторых, «полезность идеи общего состава преступления заключается в том, что его понятие четко очерчивает границы изучения различных частей, составляющих преступное поведение, образует определенный логически связанный порядок, т. е. последовательность уяснения».

(Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. С. 170).

См. об этом и научных дискуссиях советского периода: Уголовное право. История юридической науки. М., 1978. С. 62–74.

См., напр.: Акаев К. А., Кауфман М. А и др. Объективная сторона преступления (факультативные признаки). М., 1995; Бушуев Г. В. Способ совершения преступления и его влияние на общественную опасность содеянного. Омск, 1988; Мальцев В. В. Категория «общественно-опасное поведение» в уголовном праве. Волгоград, 1995 и др. работы.

^>1 Уголовное право. Общая часть: Учебник для вузов // Под ред. И. Я. Козаченко и 3. А. Незнамовой. М., 1999. С. 165, а также: Панов Н. И. Основные проблемы способа совершения преступления в советском уголовном праве: Автореф. дис… докт. юрид. наук. Харьков, 1987. С. 9.

Мамедов А. Соотношение и взаимосвязь объекта и объективной стороны состава преступления // Уголовное право. 1999. № 2. С. 57, 58.

Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка. М., 1953. С. 250.

Угрехелидзе М. Г. Об одном аспекте взаимосвязи объективной и субъективной стороны преступления // Актуальные проблемы борьбы с преступностью. Владивосток, 1983. С. 42.

См.: Жордания И. Ш. Структура и правовое значение способа совершения преступления. Тбилиси, 1977. С. 12–18.

Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 71–75.

Панов Н. И. Способ совершения преступления и уголовная ответственность. Харьков, 1982. С. 44.

Указ. соч. С. 43.

Средства отличаются от орудий и не могут быть конфискованы в порядке уголовнопроцессуального законодательства. Именно это имела в виду кассационная инстанция, отказывая в конфискации автомашины, принадлежащей к тому же не виновному, а его отчиму. – См.: Обзор законодательства и судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за III квартал 1992 года. М., 1992. С. 22.

Наумов А. Средства и орудия совершения преступления // Советская юстиция. 1986. № 14. С. 24. Надо заметить, что в цитируемой специализированной статье профессора А. В. Наумова наблюдается отождествление орудий и средств. Автор пишет, что «средства совершения преступления – это те предметы внешнего мира… которые использует преступник для воздействия на потерпевшего, предмет и объект преступления. Орудия – это разновидность средств совершения преступления. Ими могут быть любые предметы, используемые для непосредственного осуществления преступного деяния…» И далее: «Средства и орудия в одних случаях облегчают совершение преступления или его сокрытие, в других – делают невозможным его совершение без их применения» (там же. С. 24). В нашем понимании средства лишь облегчают процесс преступного посягательства и результативного употребления орудий; они не могут применяться для непосредственного воздействия на потерпевшего, предмет и объект, такие возможности присущи лишь орудиям.

Истомин А. Ф. Общая часть уголовного права: Учебное пособие (альбом схем). М., 1997. С. 70.

Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны (основные методологические проблемы). М., 1992. С. 40.

Такова трагическая ситуация с российским самолетом, совершавшим рейс из Израиля в Красноярск и сбитым украинской ракетой в воздушном пространстве России. Экстраординарность события – ужасные последствия наступили из-за технической ошибки военных другой стороны – привела к тому, что вопросы ответственности решались на высшем государственном уровне, по дипломатическим каналам, а не на основе уголовно-правовых предписаний. Но это обстоятельство не меняет значимости места деликта. Произойди это событие над территорией другого суверенного государства, и международно-правовые контакты увеличились бы еще на одного переговорщика.

Архив Пролетарского райнарсуда г. Ростова-на-Дону за 1978 год, уголовное дело № 2-178/14.

Истомин А. Ф. Указ. соч. С. 70

Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 179. При этом указанные авторы оговаривают, что «под обстановкой можно понимать и особые взаимоотношения между преступником и его жертвой».

Курс уголовного права. В 5 т. Общая часть. Т. 1. Учение о преступлении: Учебник для вузов / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой и И. М. Тяжковой. М., 2002. С. 262.

Фефелов П. А. Указ. соч. С. 40.

Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1881. Т. 2. С. 621.

Опасная результативность есть универсальное свойство любого преступного посягательства. Широкие поражающие способности криминальных деликтов, пожалуй, убедительнее других показал профессор Ю. И. Ляпунов в своей монографии, посвященной вредоносности. «Преступление, – пишет он, – всегда деструктивно вторгается в сферу общественных отношений, и в силу объективной зависимости явлений становится в определенное взаимодействие с нарушенным объектом… Нарушенные общественные отношения, таким образом, оказываются и в эпицентре взаимодействия всех элементов преступления, а аксиологическая ценность объекта усиливает или ослабляет общественную опасность деяния в целом. Можно, следовательно, сказать, что характер общественных отношений и их важность выявляют, характеризуют общественную опасность преступления» (Ляпунов Ю. И. Общественная опасность деяния как универсальная категория советского уголовного права. М., 1989. С. 69, 71).

Прохоров В. С. Преступление и преступность. Л., 1984. С. 62.

М. И. Ковалев на том основании, что последствия влекут изменения в охраняемом объекте, а последний есть правовое благо, утверждает, что «общественная опасность концентрируется и проявляется только в преступном действии и именно в нем выражается антиобщественная сущность преступной личности, ее помыслы и умонастроения» (Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. С. 183, 184).

Как будет показано ниже, от понимания места последствий в структуре состава и толкования их материальности или предметности зависит обоснование уголовной ответственности за бездействие.

Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1. М., 2002. С. 235.

Уголовное право. Общая часть: Учебник // Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 162.

Ситуация напоминает проблему толкования цели преступного промысла, которая обоснованно считается признаком субъективной стороны, но наложенным на объективную почву (ожидаемый или планируемый результат, образ изменений в объекте уголовно-правовой охраны, расчетные последствия и пр.).

^>57 Ст. 42 № 174-ФЗ от 18.12.2001 г.

Цит. по: Курс уголовного права. М., 2002. С. 235.

Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. М., 1997. С. 11.

По нашему мнению, давно назрела необходимость пристальной инвентаризации законодательных решений в части отягощения основного состава квалифицирующими признаками. Кажется, в этом вопросе нет какой-либо логики. Как нам представляется, подбор квалифицирующих признаков должен осуществляться в основном по принципу их совместимости (факт дополнительного травмирования охраняемых общественных отношений) с основным объектом. При таком жестком подходе исчезнет легковесная практика использования «прежней судимости», «группы лиц по предварительному сговору», «неоднократности» и пр. в качестве дежурных обстоятельств, по трафарету, по старинке, что, якобы, всегда усиливает общественную опасность любого преступления.

Целесообразность термина «деяние» в отраслевой доктрине увязывается обычно с необходимостью понятийного обобщения действия и бездействия. В противоположность этому традиционному взгляду В. Б. Малинин утверждает, что «термин “деяние” используется законодателем не для объединения действия и бездействия в одно понятие (иначе их употребление вообще было бы не нужно), а для признания преступлением не мыслей, не “опасного состояния личности”, а именно только деяния, т. е. внешнего поведения человека» (Малинин В. Б. Причинная связь в уголовном праве. СПб., 2000. С. 135). Возражать не будем. Смысловые разгадки законодательных предпочтений в лексике всегда будут предметом разноречивых толкований до тех пор, пока сам законодатель намеренно или случайно не обнаружит свое понимание терминологического предназначения. Пока же научные рецепты будут множиться и иметь силу по известной американской поговорке: «Ваши догадки так же верны, как и мои».

Подробная характеристика деяния и причинно-следственной связи будет рассмотрена в следующих главах.

См. об этом: Истомин А. Ф. Указ. соч. С. 62.

Великий А. П. Чехов, наблюдая за разнузданным накоплением капитала в пореформенной России XIX в., едко присоветовал пополнить катехизис Моисея еще одним наставлением: не зевай! Сегодня в особом ходу саркастическая оценка нравственноправового положения того периода по Н. М. Карамзину – «воруют». Европеец К. Сен-Симон прославился схожей мыслью: нации, как и индивиды, могут жить двояко – либо воруя, либо производя. Эти суждения с оглядкой на современные порядки в Отечестве допустимо перефразировать и так: страна может некоторое время прожить в состоянии гражданского мира, только воруя и перепродавая.

Последний эвфемизм – щадящая кличка низов, прежде именовавшихся плебсом, чернью, быдлом, пролетариями, совками, лохами и т. д.

Как иронично подметил бывший главный разведчик СССР Л. Шебаршин, «общечеловеческие ценности совпадают только с национальными интересами США».

См.: Душенко К. В. Большая книга афоризмов. М., 1999. С. 677.

Известный отечественный сатирик придумал, но не реализовал в своих произведениях гротескное название вулкана «Пока-пока». – См.: Ильф И. Записные книжки. 1925–1937. М., 1957. С. 117.

См., напр.: Спасенников Б. А. Субъект преступления: уголовно-правовой и медикопсихологический аспекты //Автореф. дис… докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 41.

«Если из стада овец и рогатого скота или из табуна лошадей… одно из животных спустит с горы камень и этот камень причинит проходящему ушиб или убьет его, – писал знаток древнего права, – то родственники ушибленного или умершего преследуют хозяина скотины кровным мщением, как за умышленное убийство, или требуют с него кровную плату» (Ковалевский М. М. Современный обычай и древний закон. М., 1886. С. 105).

Сочинения Екатерины II. М., 1990. С. 15, 16.

Профессор Н. Д. Дурманов отрицал за виной значение самостоятельного признака состава на том основании, что вина покрывается, входит в состав более широкого и важного признака – противоправности. И «лишь для того, чтобы подчеркнуть, что деяние может считаться преступным…. только при совершении его умышленно или по неосторожности, можно было бы указать и на эти (формы вины. – А. Б.) обстоятельства» {Дурманов Н. Д. Понятие преступления. М., 1948. С. 202).

Видимо, не случайно проф. Н. Ф. Кузнецова обратила на это внимание еще в 1974 г. (то есть до законодательного выдвижения принципов уголовного права, а лишь пропагандирования их в науке) и высказала следующую примиряющую мысль: «Выделение виновности в самостоятельный признак преступления допустимо, если понимать под общественной опасностью лишь объективную вредность преступного деяния». Цит. по: Уголовное право. История юридической науки. М., 1978. С. 32. Кстати, попытка выявить источники формирования общественной опасности деяния привела к похожей мысли и П. А. Фефелова: «Самостоятельное значение объективной стороны для характеристики общественной опасности заключается, прежде всего, в том, что одна субъективная сторона (психическая деятельность лица) не обладает свойствами человеческой практики и не может выступать в качестве прецедента. Необходима его объективизация, так как только проявленное вовне отношение сознания и воли субъекта к своим преступным действиям получает конкретное выражение в преступлении как общественном явлении и становится доступным для оценки другими членами общества» (Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны (основные методологические проблемы). М., 1992. С. 33).

«В уголовно-правовой литературе, – отмечает В. А. Якушин, – нет единой трактовки понятия “субъективное вменение”. Одни понимают под субъективным вменением основополагающий принцип уголовного права, другие – процесс, в результате которого предъявляются определенные требования, претензии к личности, совершившей предусмотренное уголовным законом деяние, а третьи – определенный результат этих предъявлений, юридическую оценку, предъявление уголовно-правовой нормы, по которой должна наступить ответственность лица. Представляется, что уголовное право интересуют все аспекты субъективного вменения, указанные выше» (Якушин В. А. Субъективное вменение и его пределы // Современные тенденции развития уголовной политики и уголовного законодательства. М., 1998. С. 62).

Иванов Н. Г. Принцип субъективного вменения и его реализация в УК // Гос-во и право. 1999. № 10. С. 52.

См.: Бауэр В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов. М., 1995. С. 452.

Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1993. С. 85.

«Говоря в уголовном праве о вменении лицу известных фактов, как преступления, – писал крупнейший отечественный авторитет в области уголовного права, – мы имеем в виду только наше суждение о том, что данное лицо, совершившее деяние, противоречащее приказу или запрету закона, должно быть признано за него ответственным» (Таганцев Н. С. Курс русского уголовного права. СПб., 1874. С. 69).

Философский словарь / Под ред. М. М. Розенталя. 3-е изд. М., 1975. С. 291, 398.

Тяжесть бытия – лат.

Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 188.

Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. С. 28.

Церетели Т. В. Основания уголовной ответственности и понятие преступления // Правоведение. 1980. № 2. С. 81.

Ковалев М. И. Указ. соч. С. 29.

Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. СПб., 1912. С. 28.

Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Часть Общая. 2-е изд. Лекции. СПб., 1902. Т. II С. 79.

Кругликов Л. Л., Савинов В. Н. Квалифицирующие обстоятельства: понятие, виды, влияние на квалификацию преступлений: Учебное пособие. Ярославль, 1989. С. 25.

Определение № 45-097-97.

Судебная практика по уголовным делам. В 2 ч. Ч. I. Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации / Сост. С. А. Подзоров. М., 2001. С. 804.

Там же. С. 652. Определение № 71-096-5 по делу Дюкова, Бурмистрова и др.

См., напр.: Келина С. Г., Кудрявцев В. Н. Принципы советского уголовного права. М., 1988. С. 17–22.

Курс русского уголовного права. СПб., 1874. С. 2.

Rittler Т. Lehrbuch des osterreichischen Strafrechts. / Wien. 1954. S. 59, 61, 75, 84.

«Признать основанием уголовной ответственности одно лишь внешнее поведение невзирая на особенности его субъекта, – значит обеспечить равенство всех перед законом, но не всегда – справедливое решение дела. Поступить иначе, приняв за основание ответственности свойства личности, было бы еще сложнее, потому что это грозит субъективизмом и подрывает самую основу общего предупреждения преступлений. Таким образом, каждая крайняя позиция чревата определенными опасностями, но игнорировать ни одну из этих позиций нельзя, ибо они отражают реальные социальные задачи, которые должно решать уголовное право». (Кудрявцев В. Н. Основания уголовно-правового запрета: криминализация и декриминализация. М., 1982. С. 243.

Здесь мы не можем принять без корректировки суждения М. И. Ковалева о том, что «объективный критерий является предварительным», а «субъективный… выступает в качестве решающего». (Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. С. 107, 108). Идея объективного вменения стартует первой и почитается важнейшей, а соображения субъективного порядка ограничивают формальный подход к судьбе автора опасного поступка.

«Не следует забывать, – иронизирует Н. Г. Иванов, – (какие бы потуги ни предпринимали ортодоксы), что наказывается не преступление, а преступник, а мера наказания зависит от его криминальной заряженности, что воплощается в умысле или неосторожности» (Иванов Н. Г. Указ. соч. С. 53). И так, и не так. Преступник появляется на юридической сцене после деятельного проявления себя в форме, заранее обозначенной как преступление. И прицениваться надежнее к этой данности, чем к субъективной «криминальной заряженности».

Эти мысли мы уже приводили не раз. См., напр.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А. И. Бойко. Ростов н/Д, 1996. С. 40; Уголовное право. Общая часть / Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 52.

Решение зависит от личного произвола – лат.

«Две линии в оценке состава преступления, – пишет М. И. Ковалев, – являются отражением извечной борьбы в уголовно-правовой науке между двумя различными направлениями: видеть ли главное в действии, нарушающем правовую норму, или в деятеле, его совершающем» (Ковалев М. И. Понятие преступления в советском уголовном праве. С.180).

Ефимов М. А., Шкурко В. А. Рецидивная преступность и ее предупреждение. Минск, 1977. С. 80.

Кажется, эта разграничительная линия уголовного права и ее здравая демаркация составляли любимый предмет обсуждения для покойного профессора Г. М. Миньковского, которому автор книги премного благодарен за общее благоволение и взвешенные советы, следовавшие после публичных выступлений на многочисленных конференциях.

Именно на этой позиции закрепились в середине XX века адепты так называемой объективной теории, которую Н. В. Лясс представляет следующим образом: «Название это является очень условным. Оно подчеркивает основную тенденцию этого направления: основа ответственности – в объективных факторах – в деянии» (Лясс Н. В. Нормативная теория в современном буржуазном уголовном праве. Л., 1963. С. 51).

Кажется, нуждается в некоторой коррекции или уточненном толковании мысль профессора А. А. Жижиленко, высказанная им в эпоху, когда уголовная социология с ее ярко выраженной ставкой на личность правонарушителя набирала силу: «Объективный момент (значение нарушенного блага и размер причиненного вреда) в настоящее время не устраняется при оценке учиненного, но он получает значение, не как самостоятельный момент, а как момент, оцениваемый на ряду с субъективным». (Жижиленко А. А. Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных средств. Пг., 1914. С. 191). И прежде, и в настоящее время субъективный момент оценивается наряду, в дополнение к объективному, а последнее обстоятельство – самостоятельная и первостатейная ценность уголовного права.

Именно этими соображениями руководились законодатели России, когда вводили в УК страхующие от исключительного учета объективного вменения оговорки: ч. 3 ст. 20, 22, ч. 2 ст. 28.