При блеске дня - страница 12

стр.

Я сказал, что для этого и пришел.

– Ага, – кивнул он без намека на одобрение, – уж наверняка. Однако работу тебе еще не дали, учти. Решение принимаю не я, я могу только словечко замолвить. Главный у нас мистер Элингтон, повидайся сперва с ним.

– Мне так и сказали. Он сейчас у себя?

– Да, но пока занят. Мы вообще-то делом занимаемся, а не только языками треплем. Погоди, я схожу гляну.

Мистер Экворт вышел в другую дверь, которая вела, по всей видимости, в контору: оттуда донесся стрекот пишущей машинки и чей-то голос, разговаривающий по телефону. Минутой позже донесся вопль мистера Экворта: он приглашал меня войти. Я очутился в сравнительно небольшом кабинете на несколько человек, с высокими бюро и длинноногими табуретами, словно сошедшими со страниц диккенсовских романов. Чувствуя себя почти Николасом Никльби, я прошел контору насквозь и встал рядом с мистером Эквортом в дверях личного кабинета мистера Элингтона.

– Вот он, – объявил мистер Экворт. – Грегори Доусон. Я знаком с его дядей, а раньше знавал и матушку. По-моему, славный и разумный малый. – С этими словами он вышел вон, оставив меня наедине с мистером Элингтоном.

– Здравствуйте! – с улыбкой произнес тот. – Присаживайтесь и минутку подождите, хорошо? – Он начал подписывать какие-то письма.

Задержи мистер Элингтон взгляд на две-три секунды, он, пожалуй, счел бы меня полоумным. Я глядел на него с разинутым ртом. Меня, как любили говорить в Браддерсфорде, точно обухом по голове огрели. Если бы за дверью очутился царь Приам или колдун Мерлин, я бы вряд ли удивился сильнее. Мистер Элингтон оказался тем самым высоким темноволосым отцом волшебного семейства из трамвая.

Он поднял голову, и его овальное, довольно морщинистое лицо расплылось в улыбке.

– Не первый раз меня видите?

– Д-да, сэр, – выдавил я.

– У вас на лице написано. – Он вновь широко улыбнулся, показывая, что ничего страшного в этом нет. – Я уже почти закончил.

Я бы скорее принял его за доброго и веселого школьного учителя, нежели за серьезного коммерсанта. Залысины, обрамленные густыми курчавыми волосами, похожими на стружку темного олова, придавали ему сходство с высоколобым профессором. У него были густые брови и довольно глубоко посаженные глаза зеленовато-коричневого цвета, которые то и дело чудесно вспыхивали. (Наверняка он приходится отцом той девушке с горящим взором зеленых глаз.) Нос был небольшой, а верхняя губа и длинный узкий подбородок придавали лицу комичную вытянутость. Было в его внешности что-то от актера – что-то драматично-шекспиро-бенсоновское – и одновременно от учителя. А может, немного и от поэта или художника? Он был одет в старый твидовый пиджак, серую шерстяную рубашку и вылинявший зеленый галстук из поплина. Словом, ни намека на щегольской синий костюм или высокий воротник. Мне тут же захотелось сказать, что и я не имею обыкновения так одеваться.

– Так где мы встречались? – спросил он, по всей видимости, закончив с письмами.

Я немного поколебался и ответил, что видел его в трамвае на Уэбли-роуд.

– Мы кого хочешь заболтаем, правда? Мои родные часто ведут себя так, словно им принадлежат все на свете трамваи, особенно сын и младшая дочь.

– Которая с зелеными глазами и всегда чем-то взволнована?

Мистер Элингтон рассмеялся:

– Это Бриджит. А вы наблюдательны, Доусон.

– Я не мог не заметить этих девушек, сэр. Две другие тоже красавицы, одна брюнетка, одна блондинка.

– Ну, к вашему сведению, брюнетку зовут Джоан, а блондинку – Ева. – Тут он умолк, перестал улыбаться и нахмурил густые брови, чем на секунду меня встревожил. Но потом я заметил, что строгость эта наигранная. – Послушайте, молодой человек, я вас пригласил не затем, чтобы о моей семье поболтать. Если вы желаете работать на нас, то будьте добры ответить на несколько вопросов, ясно? Впрочем, вы тоже наверняка хотите о многом расспросить. Итак, посмотрим…

Следующие несколько минут я рассказывал ему о себе. Преодолев первое потрясение и робость, я обнаружил, что с мистером Элингтоном очень легко и приятно беседовать. Он не ждал почтительного обращения, не выставлялся и не вел себя покровительственно, и это сразу мне понравилось. Убедившись, что считать я умею, он попросил меня немного попереводить с французского, затем я кое-как объяснился с ним по-немецки. Все прошло как нельзя лучше.