Причуды любви - страница 28

Мирко играл на скрипке «Грустную песнь», когда подъехали Мимо и Зара. Мальчик был очень талантлив, в этом не могло быть ни малейшего сомнения. Но из-за слабого здоровья он не мог регулярно учиться, да и средств не было, чтобы нанять хорошего учителя. Однако когда он играл на скрипке, в каждой ноте звучала его душа, а когда ему бывало тоскливо, он всегда играл «Грустную песнь». Мирко было семь лет, когда умерла его мать, и он прекрасно ее помнил. Она очень любила эту пьесу Чайковского, и он постоянно играл ее ей. Поэтому для него и для всех остальных эта мелодия была неразрывно связана с памятью об умершей. Слезы медленно текли по щекам мальчика. Он думал о том, что его отнимают у отца, что он не будет видеться и со своей милой Шеризеттой, и станет жить среди чужих, которых он не любил.

Звуки знакомой мелодии больно резанули по сердцу Зары, когда она с Мимо поднималась по лестнице, и заставили обоих ускорить шаги — они отлично понимали, почему мальчик играл эту пьесу.

Мирко так заигрался и задумался, что не слышал их приближения, и только когда открылась дверь, он поднял свои прекрасные темные, полные слез, но сразу засиявшие радостно, глаза.

— Шеризетта, милая, — вскричал он и бросился к ней в объятия. О, если бы он всегда мог быть с нею, ничего другого ему не надо!

— Мы сейчас устроим пир, — говорила Зара, лаская и целуя его. — Мы с папой купили новую скатерть, новые чашки, ложки, ножи и вилки, и посмотри, какие булки, настоящие английские булки! Вот мы их сейчас нарежем и поджарим! Ты, милый Мирко, будешь поваром, а я буду накрывать на стол.

Мальчик в восторге захлопал в ладоши и стал помогать развертывать покупки. Розы, нарисованные на фарфоровых чашках, привели его в восторг. Он стал весел как жаворонок и заливался смехом и над бумажным колпаком, который сделал для него отец, и над полотенцем, которым его сестра обвязалась вместо передника. Они должны были изображать собой слуг, а Мимо — важного гостя.

Вскоре стол был накрыт, хлеб поджарен и намазан маслом, а когда Зара вставила в специально для того купленную вазу букет красных осенних роз, восторгу Мирко не было предела.

Ковер, подвешенный на двух мольбертах, скрывал все некрасивые вещи, а дешевое, обитое кретоном кресло, которое недавно купил Мимо, ярко пылающий камин и цветы на столе придавали комнате очень уютный вид. Что бы сказали дядя Зары и лорд Танкред, если бы увидели, какой нежностью блестели ее гордые глаза!

А после чая она уселась в кресло с Мирко на коленях и стала рассказывать, как хорошо будет жить у доктора, какой красивый вид на море открывается из окон его комнаты, какая она чистенькая и уютная, какие вокруг чудесные сосновые леса и как часто она будет приезжать к нему в гости. И рассказывая ему все это, она вдруг вспомнила о своей собственной судьбе. Что же будет с нею? Она невольно вздрогнула.

— Что с тобой, Шеризетта? — спросил Мирко. — Твои мысли далеко?

— Да, милый, далеко. У твоей Шеризетты тоже скоро будет новый дом, и когда-нибудь ты приедешь к ней в гости.

Но когда он стал расспрашивать ее об этом доме, она отвечала уклончиво, стараясь отвлечь его мысли на другие темы, пока он наконец не сказал:

— Но ведь ты не собираешься идти к маме на небо? Потому что если ты идешь туда, то там и для меня хватит места, и ты непременно возьми меня с собой.

Когда Зара вернулась на Парк-лейн и вошла в кабинет дяди, он сидел у письменного стола с телефонной трубкой в руке и поэтому мог приветствовать ее только глазами. Она взяла стул и села.

— Да, приходите обедать. Можете ли вы увидеть ее, если она случайно еще не уехала в Париж? — Маркрут вопросительно взглянул на Зару, но она нахмурилась. — Нет, она очень устала и пошла к себе. Она сегодня была в деревне, навещала своих знакомых. Нет… завтра тоже нельзя — завтра она опять едет в деревню, а вечером в Париж. Приехать на вокзал? Я спрошу ее… но она, может быть, как и я, не любит, когда ее провожают, — Маркрут засмеялся и добавил: — Хорошо… отлично, приходите в восемь часов. До свидания. — Он положил трубку и взглянул на Зару со странной усмешкой в глазах.