Причуды любви - страница 4

стр.

Но что было действительно замечательно в этой женщине, так это глаза и волосы. С первого взгляда вы готовы были поклясться, что ее глаза, темные и бездонные, как два глубоких, недоступных солнцу колодца, — черные. Однако, взглянув в эти глаза против света, вы с удивлением видели, что они чистого серо-стального цвета. Это были, надо сказать, очень странные глаза: когда они смотрели из-под густых черных бровей, в них читалась затаенная ненависть, и вообще они были очень выразительны, но не сулили ни мира, ни спокойствия.

Волосы же Зара, вероятно, получила в наследство от своей прабабушки — испанской еврейки. Великолепные волосы цвета спелого каштана, только что выпавшего из скорлупы, или отлично вычищенной гнедой лошади светлого оттенка. Тяжелые косы, обвивавшие ее головку, должно быть, падали ниже колен, когда она их распускала. Прическа производила такое естественное впечатление, как будто обладательница этих дивных волос совершенно не заботилась о моде и причесывалась одинаково из года в год. Необычайно красивые крупные волны волос шли от самого лба, придавая голове античный характер. Во всей внешности Зары искусство, по-видимому, не играло никакой роли, даже платье из дешевой мягкой материи было совсем невзрачным, хотя на ней оно выглядело по-царски. Она действительно походила на императрицу от кончиков своих безукоризненных пальцев до небольшой ножки с высоким подъемом.

И с царственным высокомерием она спросила Маркрута прекрасным низким голосом:

— В чем дело? Почему вы так спешно меня призвали?

Финансист мгновение молча рассматривал ее, как будто видел впервые и отмечал в уме ее достоинства. «Ты чертовски привлекательна, — думал он. — Ты так же надменна, как и мой отец, император, — о, как бы он гордился тобой! — и способна свести с ума любого мужчину. Поэтому ты будешь главной ставкой в моей игре, которую я непременно должен выиграть; но в то же время обретешь и свое счастье, так что даже Эллинка, если она в состоянии видеть оттуда, куда она ушла, не сможет упрекнуть меня в том, что я был жесток к тебе».

— Я попросил вас сойти вниз, — сказал Френсис вслух, — потому что мне необходимо переговорить с вами об очень важном деле. Не угодно ли вам присесть, милая племянница? — и он с церемонной учтивостью пододвинул ей кресло.

Зара села и, сложив руки, приготовилась слушать. Она была так же невозмутима, как и он, но если в его спокойствии чувствовалось некоторое нервное напряжение и деланность, то ее спокойствие производило впечатление уверенной силы. Как дядя, так и племянница казались двумя притаившимися пантерами, готовыми прыгнуть.

— Итак… — напомнила она.

И Френсис стал говорить.

— Вы находитесь в нужде, чуть ли не голодаете, насколько я знаю, и, конечно, не предполагаете, что я послал за вами в Париж просто так, без всякой причины? Думаю, вы догадались, что у меня насчет вас есть кое-какие планы.

— Конечно, — презрительно уронила она. — Я не приняла это за филантропический порыв с вашей стороны.

— Прекрасно, в таком случае мы можем сразу перейти к делу, — продолжал финансист. — У вас нет никаких сомнений в том, что ваш муж, граф Владислав Шульский, умер? При установлении его личности не могло быть допущено никакой ошибки? Ведь, кажется, выстрел совершенно снес его лицо, не правда ли? Я, собственно, тщательно собрал все сведения о его смерти, какие только могли мне сообщить власти Монте-Карло, так что у меня сомнений нет, но мне хотелось бы услышать подтверждение от вас.

— Владислав Шульский умер, — ответила Зара спокойно и даже как будто с удовлетворением. — Виной стычки между ним и Иваном Ларским была женщина по имени Фето. Ларский застрелил моего мужа в ее объятиях. Он содержал ее, а Владислав был лишь временным любовником. Она выла над его трупом, как самка, потерявшая своего детеныша, и как раз причитала об его прекрасных глазах, когда приехала я, — за мной прислали. Глаза его на самом деле исчезли навсегда, но невозможно было ошибиться и не узнать его кудрявых волос и его жестоких белых рук. Отвратительное зрелище! Мне пришлось быть свидетельницей многих гнусностей, но эта сцена была хуже всего, что я видела.