Приди и победи - страница 9

стр.

— Тяжело?

— Это мягко говоря.

— А ты добавь еще килограммов восемьдесят веса трупа.

— Да-да.

Бестужев аккуратно уложил крест на землю, несколько раз обошел его вокруг, опустился на корточки, погладил и даже понюхал улику:

— Слушай, что-то я не пойму, из какого дерева сделан крест. Скажи спецам, пусть возьмут образец на экспертизу.

— Добро.

Оставшись один, Бестужев еще некоторое время осматривался вокруг, а потом пошел в сторону «скорой», которая припарковалась в десяти метрах — рядом с Козловым валом. Этот памятник архитектуры дополнял Золотые ворота. Вместе ансамбль показывал мощь, которая была у древнего города почти тысячу лет назад.

Возле «скорой» курили водитель, молодой интерн лет двадцати, и давний знакомый всей владимирской полиции — патологоанатом, доктор Серафим Серафимович Стрельцов. Доктор был стар — пенсию он заработал уже лет пятнадцать назад, но на заслуженный отдых его не отпускали коллеги; лыс, но идеально выбрит; носил очки с очень толстыми линзами, но даже в них постоянно щурился. По старой медицинской традиции, Стрельцов держал сигарету не пальцами, а медицинским пинцетом. И когда пафосным движением подносил ее ко рту, то напоминал феминисток начала двадцатого века, введших в моду длинные мундштуки.

Подошедшего Бестужева он приветствовал еще на подходе:

— Что, Саша, подкинула жизнь какашечку? — чувства юмора и такта у Стрельцова были своеобразными, но это среди патологоанатомов было не редкостью.

— И не говори, Серафимович. А ведь жизнь и так не легка…

— Слышал про Лерку, слышал. Вот стервуха, нашла жихаря покобелистее, видать, — захихикал Стрельцов.

Бестужеву не хотелось обсуждать свои семейные проблемы ни с кем, а тем более — с доктором, поэтому он поспешил перевести тему:

— Труп у тебя?

— А где же ему быть, болезному. Хотел я его сразу увезти в морг, но решил тебя дождаться. Я ж его как увидел, то сразу понял, этот товарищ по твоей части.

— Показывай. И рассказывай.

Бестужев подошел вплотную. Внутри «скорой», на каталке под простыней угадывался силуэт сальвадорца. Стрельцов дернул простыню, и та съехала на пол.

Капитан уже видел труп на фотографиях, но все равно вздрогнул. Такого живым на улице повстречаешь — не открестишься. Смуглый, лысый, весь в татуировках, господин Пабло вызывал только отрицательные эмоции. Татуировки были агрессивные — рога, черепа (один уместился прямо на переносице), пистолеты, ножи, голые девицы и тому подобная бандитская тематика. Узкие бескровные губы сильно сжаты — складывалось впечатление, что сальвадорец до самой смерти пытался показать убийце свою волю и не закричать. Если так и было, то можно смело утверждать, что при жизни Пабло Ганадор был суровым господином.

— На первый взгляд, я не нашел никаких признаков насильственной смерти, привычных нам: следов удушения, огнестрельных ран, гематом и так далее. Мое первое заключение — он умер от потери крови. Стигматы — раны на руках и ногах — очень широкие, конечности пробиты железнодорожными костылями, причем не пробивались отдельно, а прибивались прямо к кресту.

Стрельцов взял в руки запястье сальвадорца и показал Бестужеву.

— Но вот что странно. От таких ран нельзя умереть мгновенно — это долгая и болезненная смерть. Если помнишь историю, многие рабы в Древнем Риме висели на крестах по несколько дней, а в отдельных случаях — и по неделе. Особо стойких добивали центурионы или стервятники. Здесь же смерть наступила за считанные минуты. Кровь вылилась из ран, словно вода из бутылки.

— Как такое может быть? — спросил Бестужев.

— А вот это, Саша, не ко мне. Мое дело — в трупах копаться, решать загадки — это по твоей части.

— Хорошо, Серафимыч, давай заниматься каждый своим делом. Когда ты расскажешь что-нибудь новое?

— К завтрашнему утру я составлю подробный отчет, — сказал Стрельцов. — А еще лучше, приезжайте ко мне сами, отвечу на все вопросы. Их и так много, но чувствую, они еще появятся.

— Тогда до завтра, — Бестужев попрощался со Стрельцовым и вернулся под арку, где его ждал Смирнов. — Что нового?

— С отпечатками беда — на кресте и костылях их нет, а вокруг — тьма тьмущая. Ну а что ты хотел — это же наша достопримечательность, здесь за сутки толпы проходят.