Приди и виждь - страница 13
- Отец…
- … Я куплю тебе всё, что попросишь, ты сможешь посмотреть на всё, что захочешь, отведать всё, что пожелаешь! Лучшая одежда, развлечения, яства!.. - не слушая, продолжал Марцелл. – Пойми, я хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься! Ведь боги или, как ты там говоришь – Бог, для чего-то же дали людям всё это!
Последние слова отца показались Криспу убедительными. Конечно, отец Нектарий, нашел бы, что ответить на это Марцеллу. Да так, что тот и думать забыл бы про своих богов! Но сейчас он бы далеко. К тому же, в голове Криспа вдруг мелькнула лукавая мысль.
Он быстро взглянул на отца и согласно наклонил голову:
- Хорошо. Я… согласен!
- Что? – с подозрением посмотрел на него Марцелл, никак не ожидавший столь быстрого согласия сына.
- Согласен! – повторил тот. – Но… при одном условии. Когда мы вернемся, ты поговоришь с отцом Нектарием. Я тоже хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься!
- И о чем я должен с ним говорить?
- Ни о чем! Тебе даже не нужно будет ничего говорить! Просто придешь и поглядишь… то есть, послушаешь!
- Ну, если так, то ладно.… Приду и посмотрю! – усмехнулся Марцелл.
-Правда? – обрадовался Крисп.
- Обещаю! Хотя, думаю, после нашего возвращения, в этом уже не будет никакой надобности! – предупредил Марцелл и протянул сыну золотую монету. – Бери! Это тебе - на мелкие расходы!
- Что это? - не понял тот, никогда не державший в руках ничего больше серебряного денария...
- Римский ауреус. На него ты и сам сможешь купить в Афинах все, что захочешь! Я выбрал для этого самую полновесную, красивую монету и подписал ее тебе на счастье. На счастье и держи!
Золото ослепительно красиво блестело, притягивая взгляд. На одной стороне был изображен император. На другой – стоящая в скорбной позе женщина. Над ней было написано – «Дакия». В те времена не было газет, и информацию черпали из монет. По ним узнавали, кто стал новым императором, над кем он одержал очередную победу, а также о том, что он заболел, выздоровел или наоборот… Судя по этому золотому, Деций только что победил Дакию. Крисп принял монету, удивляясь её приятной тяжести, поднес ближе к канделябру и с благодарностью оглянулся на отца. Прямо под суровым профилем императора Деция на ней и правда была выцарапана небольшая «F» - первая буква латинского слова «счастье»…
4
Наконец, показался и сам порт…
«Тень молнии» стремительно приближалась к Афинам.
О том, что скоро крупный порт и длительная стоянка, теперь можно было догадаться и без слов Плутия или отца.
Несмотря на ранний час, команда корабля повеселела. Оживились и пассажиры. Матросы приводили в порядок палубу, надраивали до красного блеска медные части судна. Повар, накормив всех раньше обычного, чистил большой котел на керамической плите у основания мачты. Гребцы более энергично, чем всегда, налегали на весла. И, тем не менее, келевст поторапливал их, хотя и не пускал в ход свой сыромятный бич.
Наконец, показался и сам порт, с видневшейся издалека статуей Афины, позолоченное копье которой блеснуло в первых лучах восходящего солнца.
Капитан сказал что-то кормчему, и тот налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.
Одна за другой слышались команды:
- Убрать паруса!..
- Малый ход!..
- Налечь на вёсла!..
- Полный ход!
- Сушить весла по правому борту!
- Убрать весла!
- Отдать якорь!
И, наконец, самое долгожданное:
- Спустить трап!
Крисп шел следом за отцом, сжимая в кулаке подаренную монету. Всю ночь и утро он провел неспокойно. У него было такое ощущение, будто кто-то столкнул его с высокой горы, и теперь он делал то, чего не надо было делать, и самое странное – был совсем не против этого! Он не мог понять, что происходит с ним, и это еще больше раздражало его. Закончилось всё тем, что, проходя мимо юнги, который, уже не глядя на него, старательно мыл поручни, Крисп вдруг вспомнил, сколько тот заставил его мучиться, ждать, страдать, и с такой злобой пнул медное ведро, что оно, разливая грязную воду, покатилось по палубе…
Марцелл шел впереди, и не заметил этого. Зато отец Нектарий прекрасно всё видел. Потеряв осторожность, он захотел окликнуть, вернуть Криспа. Но тот уже ступил на верхнюю ступеньку трапа, и пресвитеру осталось лишь проводить его запоздалым, не на шутку встревоженным взглядом…