Приднестровский беспредел - страница 4

Повисло неудобное молчание.

— Ладно, мужики, спасибо вам за все, — пробормотал Миха, героическим усилием отрывая тело от полки. — Пойду я.

— Куда?

— На свое стоячее место…

— Да погоди, куда ты пойдешь, брат! Ты вон на йогах не стоишь…

Миха отрицательно покачал головой.

— Я же заяц, мне там нужно…

— Да у нас в купе два свободных места!..

— А проводница?

— Тарасе, вы б сходылы з хлопцем, трохы потруілыся своімы цигарками… — неожиданно вмешался Гнатович. — А потім повертайтеся. Бо час спаты давно.

— А проводница? — повторил Миха.

— Та я це владнаю, — отмахнулся Гнатович. — Йдіть.

— Ну ладно, идем, — заторопился Тарас. — Идем. Гнатович сам здесь разберется. Они вышли в тамбур и закурили.

— Ты ведь воевать едешь, да? — недоверчиво спросил Тарас, заглядывая Михе в глаза. — И что, в живых людей стрелять будешь? По собственной воле?

— Послушай, Тарас, ты в Бога веришь? — негромко выдавил Миха, не желая говорить, но понимая, что промолчать уже не удастся.

— А то!.. — хмыкнул Тарас. — Я ж не комуняка.

— Так вот, я — мерзкий жидовский ублюдок, понимаешь?.. — грубо отчеканил Миха и покачал головой.

— Я… — он попытался сдержаться, перетерпеть, но не смог.

Все то больное, тяжелое, что носил в себе так давно, неудержимо рвалось наружу.

— Уже больше двух лет у меня ничего и никого нет, понимаешь?.. Я совсем один… — он махнул рукой.

— Вот ты говорил, родители, семья, дети… А я вообще один! Боже, какой шиздец! — он уже кричал. — Я хочу подохнуть, понимаешь?! Сдохнуть, как собака, под забором! Мне осточертел этот мир, осточертела эта жизнь, я ненавижу это все, и себя, ублюдка, у которого не хватает смелости порезать себе вены!.. Боже мой! Господи, ну почему, почему ты держишь меня здесь, в этом млядском теле, что я такое натворил, что ты так наказываешь меня!.. — он дико орал, не слыша себя, не замечая перепуганной физиономии Тараса напротив, обхватив себя руками, он бился головой об переборку и не ощущал боли. — Да, я хочу сдохнуть, я молю Бога, чтоб кто-нибудь влепил мне в лоб из ствола, я не хочу больше здесь!.. Я… Мне… — его крики стали совсем бессвязными, из глаз брызнули слезы…

— Браток, не надо… — откуда-то издалека донесся до него осторожный голос Тараса.

— Не надо?! Не надо?!! Чего не надо?..

Вдруг острая боль взорвалась в его желудке, согнув тело вдвое. Миха застонал, опускаясь на корточки и обхватив руками живот.

— Что с тобой?.. — нервно спросил Тарас, присаживаясь рядом и пытаясь заглянуть в лицо.

— Же… желудок… — выдавил Миха. — Я два дня не ел…

— Так, вставай, вставай, браток! — засуетился Тарас, словно радуясь, что можно хоть что-то делать. — Давай, давай, ну!.. В туалет… Сейчас попустит…

Он приподнял Миху и запихнул его в узкую дверку туалета.

— Сейчас попустит… Сейчас все будет нормально… — и, прикрывая дверь, просто сказал: — А там приходи спать. Добро?

— Добро…

Дверь захлопнулась.

…Когда Миха, пошатываясь, добрался до купе, Гнатович указал ему на застеленную свежим бельем нижнюю полку.

— Лягай. Я сказав дамочці, що ты наш товарищ з іншого вагону. Що мусыш спати з нами, щоб не прогавиты зупынку. Так що все нормально…

— Спасибо, мужики… — прохрипел Миха и неожиданно для себя добавил: — Вы — не просто так… Это Господь…

Прежде чем его голова коснулась подушки, он уже спал. Спал тяжелым каменным сном без сновидений…

Медленно, а потом все быстрее постукивая на стыках, поезд тронулся с места. Миха проводил его невидящим взглядом, озирнулся и побрел через пути. Ничего не хотелось, ничего не было, ни мыслей, ни чувств. Внутри плескалась холодная пустота. «Вот наконец и Слободка. Что теперь?» До Рыбницы отсюда было километров около сорока. Попутка в приграничной зоне хрен подберет, а пешком ему нипочем не дойти. «Ну и плевать. Бог-то нам на что?.. Если Он захочет — доберусь…» Если Он захочет.

Было самое начало мрачного, пасмурного дня. На облупленном здании старенького вокзала еще горел фонарь. У входа зябко ежился заспанный дядька в грязной телогрейке.

— Где дорога на Рыбницу? — деревянным голосом выдал автопилот.

Дядька недовольно осмотрел Миху и явно остался не в восторге от увиденного.