Пригоршня прозы: Современный американский рассказ - страница 24

В Грейт-Фоллсе я не завел друзей. Ребята из футбольной команды жили либо в центре, либо в Блэк-Игле, за рекой. В Льюистоне у меня были друзья, а главное — подружка, ее звали Айрис, она ходила в католическую школу, и весной, после нашего переезда в Грейт-Фоллс, мы несколько недель переписывались. Но на лето она уехала в Сиэтл и больше мне не писала. Ее отец был военным, так что, может, его куда-нибудь перевели. Я о ней не вспоминал довольно долго, на самом деле она не очень-то меня интересовала. В те дни меня могло бы интересовать многое — новые девочки, или книги, или какие-то новые мысли. Но тогда я думал только о матери и об отце и теперь, когда прошло время, понял, что в нашей семье никогда не думали друг о друге больше, чем в ту пору.

Работу я нашел в фотостудии на Третьей авеню. Там снимались летчики, помолвленные пары и школьные классы, а я после школы прибирал, менял лампы в осветительных приборах и расставлял мебель по местам.

Я заканчивал работу в пять часов и иногда ходил домой мимо Христианского союза молодых женщин, проскальзывал в заднюю дверь, а потом в длинный кафельный зал бассейна, где до пяти мама вела группу взрослых, а с пяти до шести могла давать частные уроки — за плату. Я пробирался в дальний конец, становился за рядами сидений и смотрел на нее, слушал, как она подбадривала и наставляла своих учеников, и ее голос казался счастливым и оживленным. Мама стояла на бортике, в черном купальнике — кожа у нее была белая, — и делала руками плавательные движения — показывала ученикам, стоявшим в мелкой воде. В большинстве своем это были старые женщины и старые мужчины с лысыми головами в темных пятнышках. Иногда они опускали лица в воду и медленно, неуверенно повторяли за мамой ее движения, но на деле не плыли и даже не двигались с места — просто стояли и притворялись.

— Это же так легко, — слышал я мамин ясный голос. Она говорила и раздвигала руками густой воздух. — Не бойтесь, ведь это же удовольствие. Подумайте, сколько вы потеряли. — Она улыбалась им, когда они, моргая и прокашливаясь, поднимали к ней мокрые лица. И говорила: — А теперь посмотрите на меня.

Натягивала купальную шапочку, поднимала руки со сложенными ладонями над головой, сгибала колени и бросалась в воду; мгновение плыла по инерции, выныривала и свободно и уверенно, сгибая в замахе руки, плыла до конца бассейна и обратно. Старики — наверное, землевладельцы и разведенные жены фермеров — молча с завистью смотрели на нее. А я смотрел и думал при этом, что бы сказал себе, глядя на нее, другой человек — не я и не мой отец, а кто-нибудь, кто раньше не видел маму. Он бы подумал: «У этой женщины счастливая жизнь», иди: «У этой женщины, к ее чести, славная фигурка», или: «С этой женщиной я бы познакомился поближе, но этого никогда не будет». И еще я думал, что мой отец — совсем не дурак, что любовь неизменна, хотя иногда как бы съеживается и не дает о себе знать.

В первый вторник октября, накануне дня, когда должен был начаться мировой чемпионат по бейсболу, отец вернулся домой затемно. На улице было холодно и сухо, и, когда он вошел в заднюю дверь, глаза у него блестели, а лицо горело, словно он бежал всю дорогу.

— Смотрите, кто к нам пришел, — сказала мама, но прозвучало это мило.

Она резала помидоры на краю мойки; посмотрела на отца и улыбнулась.

— Я пришел собрать вещи, — сказал отец. — Я сегодня не ужинаю с вами, Джин.

И он прошел прямо в спальню. Я сидел у радиоприемника и ждал, когда можно будет включить бейсбольные новости. Было слышно, как он открыл дверцу шкафа, как раздвигал вешалки.

Мама посмотрела на меня, повернулась к лестнице и спокойно спросила:

— Куда ты собрался, Джерри?

В руке она держала кухонный нож.

— Я еду на пожар, — громко ответил отец из спальни. Голос был возбужденный. — Я долго ждал. Только полчаса как выяснилось, что есть место. Понимаю, это неожиданно.

— А ты понимаешь что-нибудь в пожарах? — Мама все еще смотрела в дверной проем, словно там стоял отец. — Я-то понимаю. Мой отец был страховой оценщик. Ты помнишь?

— Пришлось поговорить кое с кем в городе, — сказал отец.