Приговор — месть - страница 17
— И что же я тебе дам?
Он огляделся, явно намекая на то, что здесь ничего нет.
— Ну, хоть рубашку свою ты можешь мне дать?
От мысли, что она будет разгуливать перед ним в одной его рубашке, у него пересохло во рту. Не долго думая, он начал раздеваться.
В момент, когда он, наконец, снял с себя рубашку, Тони поняла, что это была не очень хорошая идея. Всего одного взгляда на представший ее взору торс, хватило, чтобы она забыла обо всех своих синяках и вывихах.
Она слишком долго была без мужчины. А сейчас перед ней стоял один из лучших их представителей.
Когда же она подумала о том, что едва оденется в эту рубашку, как сразу окунется в его запах, то почувствовала, как у нее подкашиваются коленки.
Когда он передавал ей рубашку, и их руки случайно соприкоснулись, то она буквально почувствовала, как между ними проскочила искра. И в этот момент, когда его потемневшие глаза встретились с ее, она сделала то, что ей уж точно никогда не было свойственно — поспешно закрыла дверь, как какая-то невинная девственница.
Ей даже плохо стало от своего поведения.
Никогда прежде она себя так не вела. Даже когда была девственницей.
Волосы она вытерла своей рубашкой — она была короче, чем одолженная у Доминика. Надевать грязные джинсы — они пострадали при взрыве — на чистое тело тоже не хотелось.
Наконец, оставшись в одном нижнем белье и его рубашке, она вышла из ванной и пошла в уцелевшую комнату. Оглянувшись в поисках зеркала и не заметив его, она направилась к небольшому комоду, стоявшему в дальнем конце комнаты. И улыбнулась. В одном из ящиков лежали девственно белые простыни, в другом — всякие женские приспособления — расчески, зеркало, помада, несколько булавок и заколок, множество других мелочей.
Быстро приведя себя в порядок, и убедившись, что если не обращать внимания на цвет лица и шрам, то она выглядит даже сносно, оглянулась на принесенную Домиником еду. Да, не будь она такой голодной, этого бы она точно не ела. Но, тем не менее, подтянула маленький столик к кровати — больше сесть было не на что, разве что на пол — она начала разлаживать еду.
Доминик был уверен, что она еще в ванной. Поэтому он и замер, когда увидел Тони, расставляющую еду. Из-за того, что стол был очень низким, ей приходилось очень нагибаться, против чего он уж точно не был против. В каждом ее жесте было столько женственности и соблазна, что он решил дважды подумать, правильно ли он поступил, согласившись на этот вымышленный брак.
Он просто не знал, хочет ли, чтобы этот брак был вымышленным. Знал, что он невозможен, но все равно хотел его.
— Я принес одеяла.
Она вздрогнула от его голоса, хоть и знала, что он наблюдает за ней. Она знала, что сегодня решиться многое, но также очень хотела забыть о том, какие это вызовет последствия.
— А я накрыла на стол. Прошу….
Глава 9
…— Я слышу голос твой из-за стены.
Он раздается из объятий темноты…
— Кристина, милая, ты слушаешь меня.
Я в царство вечности хочу забрать тебя…
…Пойми, родная, что лишь для тебя
карал и убивал, любовь храня….
— Но ты — легенда, лишь фантом!
Ты призрак, Опера — твой дом.
(Нехе, в соавторстве с Чайлд)
Бывают моменты, когда говорить ничего не хочется. А все просто потому, что не знаешь, какой эффект вызовут твои слова.
Вот и сейчас никто не хотел начинать разговор.
Вместо слов оба сели за стол.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, спасибо.
— Я принес тебе немного льда, правда, не знаю, как он здесь еще сохранился. Можешь приложить к синякам, думаю, это снимет немного опухоль.
Он хотел сказать что-то еще, но передумал и замолчал.
Начиная сознавать всю нелепость ситуации, она улыбнулась.
— Ладно, давай не будем ходить вокруг да около. Что тебя интересует?
Доминик посмотрел на нее и улыбнулся. Она определенно нравилась ему больше, чем можно было позволить. По сути, так она вообще не должна была ему нравиться.
— Для чего тебе нужен этот брак?
Тони вздохнула.
Неспешно взявшись за еду, она посмотрела на Доминика долгим взглядом. Ну, как объяснить ему, что он только пешка в большой игре? Что все, к чему сводиться его роль — это по окончании игры остаться в дураках? И как это сделать теперь, когда он для нее стал чем-то большим, чем просто фигурой на шахматной доске.