Приговоренная. За стакан воды - страница 8
И все же я испытывала некоторый страх, глубоко сочувствуя христианам, которым внезапно, ни с того ни с сего, пришлось пройти через настоящий ад.
Все знают об этой ужасной истории. Даже президент Пакистана высказывался о том, что нельзя так поступать с религиозными меньшинствами. Христианское поселение превратилось в груду пепла, а его жители, которые и раньше были очень бедными, остались вообще ни с чем.
В ужасе от этой истории, мы с мужем и детьми стали еще осторожнее, старались не привлекать к себе внимания. В деревне, едва заслышав пение муэдзина, я сразу же покрывала голову, показывая, что хоть я и христианка, но уважаю религию своих соседей-мусульман. Во время поста Рамадан наша жизнь тоже менялась. Вне дома мы не ели и не пили в течение дня. Нам приходилось прятаться, чтобы не сердить мусульман, которые в этот период и так всегда были не в духе. Даже торговка Фарах, которая всегда так добра к нам, переставала улыбаться. Мы понимали мусульман: очень трудно не пить при сорокоградусной жаре. Почти на два месяца жизнь замирает. Жители ходят усталые, потому что не могут есть днем, их изнуряет зной, и они не имеют права вступать в интимные отношения. Часто после полудня они спят вместо того, чтобы работать. Деревня пустеет, на улицах никого нет. Лавки снова открываются только на закате, во время ифтар[5]. Тогда на лицах жителей деревни вновь расцветают улыбки, в домах накрывают большие столы и приглашают друг друга в гости, чтобы разговеться. Нас никогда не приглашали, но это нормально, ведь мы — христиане. В период Рамадана Ашику приходилось тяжелее, чем мне, ведь он любит курить, когда работает в мастерской. Но чтобы не провоцировать своих товарищей, которым запрещено курить днем, он воздерживался от этого.
Я сидела на кровати и вспоминала о том, как женщины обвиняли меня в том, что я ругала их религию. Это было так несправедливо. Я не критиковала их веру. Но вместо того, чтобы молча опустить голову, как полагается делать христианам в любых обстоятельствах, я поддалась на их провокацию и спросила, почему я должна обратиться в ислам. Для христианки, живущей здесь, это было слишком.
В детстве мама объясняла мне, что нас называют «неприкасаемыми» потому что мы — потомки индусов низшей касты, обращенных в христианство, когда Пакистан приобрел независимость. Не знаю, как живут христиане в других местах, но в Пакистане мы всегда чувствуем себя чужими в собственной стране. Хотя правительство наделило нас равными правами с остальным населением, общество по-прежнему не принимает нас.
В нашем доме не было ни креста, ни иконы Девы Марии — только маленькая Библия, спрятанная под матрасом. Ни Ашик, ни я не умеем читать, но эта книга — наше сокровище, она записана у нас в сердце.
В ранний час, когда дети еще спали, Ашик проснулся и очень удивился, что я так встревожена.
— Чем ты занята, Азия?
— Ничем особенным… Просто думала о том, что произошло вчера. Я немного беспокоюсь, у нас же никогда не было проблем. Я боюсь, как бы чего не случилось.
— Ну что ты, не тревожься по пустякам, — ответил он, зевая. — По-моему, ты зря себя накручиваешь.
Проводив девочек в школу, я решила зайти к Жозефине. Как и у других христиан, живущих обособленно, у нас не так уж много друзей. Так обстоят дела во всех отдаленных деревнях Пенджаба. Мусульманские семьи не хотят общаться с нами, кроме Фарах, с которой мы видимся каждый день — ей все равно. Остальные жители деревни не проявляют враждебности, но большую часть времени не обращают на нас внимания. К счастью, мы не совсем одиноки, потому что в нашей деревне живет еще одна семья христиан. Мы делим с ними наши горести и радости, по возможности поддерживаем друг друга. Я содействовала появлению на свет ее троих детей, она также помогала мне при родах. Неподалеку, через две улицы от нас, жила акушерка, но она не хотела иметь дела с христианами.
Я не в обиде на нее: ей было страшно, она понимала, что из-за нас у нее могли возникнуть серьезные проблемы. Мы с Жозефиной хорошо знакомы, уже много лет вместе отмечаем большие христианские праздники, такие как Рождество и Пасха.