Приговорённые к высшей мере - страница 4

стр.

Вариант третий. Выходит от друга — Гоголевский бульвар, игра в ланс, полночь, к машине, удар, ключ в замке зажигания, прочь, машину оставить у метро «Арбатская». Успеть на последний поезд.

Четвертый вариант…

Пятый…

Шестой…

Триста восемьдесят второй…

Стоп. Варианты все меньше отличаются друг от друга. Сгруппировать. Отбросить триста тридцать два — вероятность засыпки больше критической. Остальные — на четыре группы. Кооператив. Дом. Дача. Друг. Проработка. Возврат.

Сто шестьдесят третий. На ланс к другу. Проходной двор. Удар вибрачом при входе под арку. Много вариантов отхода — хорошо.

Годится.

Кто же я? Лумер? Лесницкий? Лесницкий в подсознании Лумера? Почему я (Лесницкий) должен оценивать для этого негодяя (эмоции все-таки пробиваются?) вероятности вариантов убийства (за два с половиной куска — только человеческая жизнь!)? Но я уже оценил. Мы. Два подсознания.

Вариант хорош: неожиданность, смелость, безопасность, риск — всего понемножку. Игра! Вариант: просчитан? Решено. Выдать в сознание. Я — Лумер — только что проснулся. Сознание заторможено, потому и просчет вариантов так прост, действуют мозговые мощности всех порядков, а подсознательное решение воспринимается сполохом, зарницей — радость, азарт.

Выдать в сознание. Но что-то держит. Тормозит. Кто?

Багровый шнур, ржавый, весь в разрывах, появляется в решении как пунктир, как многоточие. Я ждал его. Путь к Патриоту. Это не зрение — шнур эмоций.

Схватиться за него — и вперед.

* * *

Я стоял, прислонившись к шершавому и влажному стволу сосны, ощущая спиной шероховатую упругость коры, руки безвольно висели, и со стороны я, наверно, выглядел пьяненьким и замечательно влюбленным в утреннее безделье. Два школьника пялили на меня глаза, сидя на скамейке. На часах было девять восемнадцать, погружение длилось четыре минуты. Мне казалось — часа два. Быть счетной машиной — скучно и нелепо.

Я подошел к школьникам и сел рядом, здесь была тень. Школьники вскочили и отошли, мальчики лет по девяти, в глазах любопытство и страх, ну как врежу? Мне было все равно.

Что ж мне — радоваться и кричать «ай да Лесницкий, ай да сукин сын?» Я ведь сделал это — погрузился в Мир и вернулся. Нет, не на всю глубину себя. Чуть. И все же — впервые. Впервые — я? Или впервые — вообще?

Девять двадцать одна.

Не нужно о постороннем. Путь к Патриоту есть, он в моем подсознании, из которого я вернулся. Но Господи — был я не в своем подсознании, а в подсознании некоего Лумера, негодяя, наемного убийцы, и это для него я считал варианты, и рассчитывал лучший, и теперь он где-то, проспавшись, чувствует прилив творческих сил, знает, что и как делать, решение пришло во сне, и он готов убить человека только потому, что это его работа. Нужно что-то сделать, остановить. Кто этот Лумер? Здесь — в трехмерии — я ничего о нем не знаю. Но в Мире я и этот проклятый Лумер — единое существо. Значит ли это, что, пока я решал задачу за него, он решал за меня, и это его интуиция нащупывала путь к Патриоту?

Что-то смущало.

Детали. Марки оружия — винцер, вибрач. Тип транспорта — воздушка. Улицы. Фразы. Мода. Оценивая варианты, я не думал об этом. Это были вещи, на которые я опирался, их не нужно было оценивать. А сейчас всплыло. Машина Лумера — «Вольво-электро». Дорожный знак — «до вертолетной площадки сто метров». Винцер — лучевой автоматический пистолет, стреляет импульсами, беззвучно.

Две тысячи пятьдесят два.

Это число тоже было вешкой, оно не входило в переменную часть расчетов, я не думал о нем. Это был год.

Лумер жил (будет жить) в двадцать первом веке.

Почему я говорю — он? Это я. Господи, это я в глубине самого себя живу как скот, способный убить человека. Почему — способный? Я убиваю не в первый раз, холодно рассчитывая — кого, где, как. И никакие моральные проблемы его (меня!) не волнуют. Что из того, что я не делаю это физически, и мое участие заключается в расчетах, в подсознательных поисках оптимума.

Это — закон многомерия?

Не спешить. Здесь есть еще нечто, которое трудно понять. Двадцать первый век. Нет, я и прежде предполагал, что время, будучи в многомерии всего лишь одной из многих координат, перестает быть основополагающей сущностью бытия. Миры разных времен соприкасаются в одном предмете, в одном существе. Так и должно быть. И все-таки…