Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой - страница 7

Я хорошо помню аргументы оперативников.

— Откуда у тебя такая кожаная куртка? — спрашивали они. — Откуда такие дорогие сапоги? Ты говорил, что в тот день обедал в кафе, — откуда у тебя деньги на обеды в кафе? Мы вот не ходим обедать в кафе, нам не по карману! Ты снимаешь квартиру в Москве, платишь 60 долларов в месяц — откуда у тебя такие средства? Где ты работаешь? Где твоя трудовая книжка?

Они — оперативники, сыщики — были очень искренними в этих вопросах. Они ненавидели меня. Они не просто «делали свою работу». Это было личное, нутряное. Они искренне считали, что воюют на стороне добра и правды. Избивая, пытая, унижая подозреваемых, они полагали, что совершают благодеяние.

На войне как на войне.

Если враг не сдается — его уничтожают.

Если подозреваемый не дает показаний — его нужно заставить.

Избиения и пытки происходят вовсе не потому, что в полиции работают сплошь садисты и неумехи, неспособные собрать доказательную базу в рамках закона. Для сотрудников полиции, пытавших Захарина, его вина была неоспорима. Они считали, что правы. Очистить землю от преступного элемента любой ценой, законными средствами и незаконными — вот какой была их цель.

Хороший оперативник с одного взгляда отличает честного человека от бесчестного. Или думает, что может отличить. И если он видит, что перед ним бесчестный человек, — он не будет с ним миндальничать.

Это личное.

Это война. Либо ты их, либо они тебя.

Соответственно, представители преступного мира отвечают полицейским такой же ненавистью и презрением.

И с той, и с другой стороны — множество бесстрашных, смелых, отчаянных, готовых на всё. И с той, и с другой стороны есть предатели и ренегаты. Многие профессиональные преступники являются тайными полицейскими осведомителями. Многие сыщики и оперативники продают информацию преступникам.

Эта сложная система пребывает в динамическом равновесии.

Любой профессиональный убийца знает: если его возьмут — его будут пытать. Он к этому готов. Любой сыщик знает: если в его руки попадется убежденный уголовник — его не следует жалеть.

Любой сыщик, любой следователь и дознаватель, любой прокурор, ознакомившись с материалами уголовного дела, за пять минут легко определяют, виновен ли фигурант. Это внутреннее ощущение, оно никак не связано с наличием либо отсутствием доказательной базы. Это опыт и интуиция.

А как же закон, спросим мы себя. При чем тут интуиция и опыт, если есть закон, вроде бы одинаковый для всех?

Не могу не вспомнить историю, услышанную мной в следственном изоляторе «Матросская Тишина».

Со мной в камере сидел человек по прозвищу Американец. Он был русским эмигрантом, получившим вид на жительство в США. Однажды он просидел полгода в американской тюрьме и много об этом рассказывал.

Он жил в Калифорнии, в двухэтажном доме, на первом этаже, а на втором этаже жил его сосед. Этот сосед очень любил по вечерам выпить пива, взять дробовик и пострелять по местным калифорнийским грызунам, опоссумам. Нашему Американцу это не понравилось, однажды он вступил с пьяным соседом в конфликт, подрался и отобрал у него дробовик — а тут подоспела и полиция. Американца арестовали с оружием в руках.

Ему грозило до двадцати лет.

По американским законам любой задержанный вправе рассчитывать на скорый и справедливый суд. Любой арестант, от мелкого воришки до убийцы, обязан предстать перед судьей в течение месяца. Если за месяц арестант не подготовился к защите — судебное заседание, по согласованию с обвиняемым, можно отложить еще на месяц, но не более.

У Американца не было денег на хорошего адвоката: его защищал бесплатный адвокат, предоставленный штатом Калифорния. Адвокату потребовалось время для подготовки линии защиты. Каждые тридцать дней Американца вывозили в суд, чтобы он лично мог заявить, что не возражает против переноса его слушаний.

Так прошло полгода. Наконец была назначена дата судебного заседания.

На суд Американца нарядили в пиджак, рубаху и галстук. Он прибыл в здание суда, закованный в цепи, но никелированные браслеты спрятали под манжеты рубахи и вдобавок скамью подсудимых отгородили особой кисейной занавеской. Это было сделано для того, чтобы присяжные заседатели не видели, закован ли человек в цепи. Прибыл он из тюрьмы под конвоем либо пришел с воли, своими ногами? Присяжные не должны были этого знать: такая информация могла повлиять на их решение.