Приключения алхимика Филоэгуса, волшебника Астеродама и дочери его Иреи - страница 6

Она быстро сняла с левой руки талисман, подаренное матерью золотое колечко, и надела его на палец правой руки. С этой минуты она освободилась от всяких волшебных чар и, нырнув в воду, поплыла к берегу. Подруги бросились было за нею, но воды заклубились, вспенились и преградили им путь. Ирея ступила на землю, отряхнула свою мокрую одежду и волосы и пошла вдоль по берегу к видневшейся вдали рыбацкой избушке.

Теперь, когда она стала простой смертной, то почувствовала и человеческие потребности. Она была голодна, а мокрая одежда леденила ее так, что она вся дрожала. Робкою рукою постучала она в дверь избушки, любопытство ее было сильно возбуждено: до сих пор им никогда не приходилось сталкиваться с обыкновенными людьми, так как с колыбели она была окружена волшебниками, никогда не видала ни одного человеческого лица, кроме лица матери. На стук ее раствори¬лось в избушке окошко, и из него выглянула молодая женщина. Увидев Ирею, она всплеснула руками и вскричала:

— Боже мой! Какая-то девушка, должно быть, из воды вытащили! Вся дрожит, бедняжка!

Окно захлопнулось, и тотчас отворилась дверь. На пороге показались молодая женщина, её муж и старик с седою бородой. Ирея внимательно взглянула на них, и на сердце у неё стало радостно: эти первые человеческие лица выражали участие и сострадание. Её пригласили в избушку. Она вошла и осмотрелась вокруг. Все говорило здесь о труде и о простой жизни, свободной ото всяких лишних затей.

Хозяйка проворно развела в печке огонь и посадила поближе к нему Ирею, затем разогрела оставшуюся от обеда похлебку и предложила гостье. Ирея спросила, далеко ли отсюда до гор, в которых жил её отец, но в здешних местах никогда не слыхали о таких горах. После ужина молодая женщина постлала на лавке баранью шкуру, уступила одну из своих подушек и уложила Ирею, прикрыв её собственным одеялом, а сама укрылась старенькой одеждой. Огонь потух, старик влез на печь, все улеглись, и в избушке настала полная тишина. На следующее утро все встали с солнечным восходом и деятельно принялись за дневные хлопоты. После скудного завтрака Ирея от души поблагодарила хозяев за участие и радушие и отправилась в дальнейший путь.

Долго странствовала Ирея, стараясь отыскать путь к дому. Между тем настала осень. Деревья в лесах облеклись в пестрый наряд. Но и разноцветные листья скоро опали. Выпал снег, пошли морозы, и странствовать становилось день ото дня все затруднительнее. К тому же одежда и обувь порядочно поизносились, и вот Ирея приютилась в качестве работницы в крестьянской семье. Здесь она прожила зиму и коротко познакомилась с бытом людей. Ей очень понравилась трудовая и полезная жизнь, не лишенная своих радостей. Правда, необразованные крестьяне бывали иногда грубоваты, но у них были добрые души, и они умели сочувствовать страданию.

От них Прея научились работать, любить и молиться. Весной, когда снег сошел и зазеленела первая травка, она опять отправилась в путь, но и в это лето ей не удалось дойти до своих гор. Так она странствовала пять лет.

Но её отсутствие не показалось Астеродаму продолжительным. В волшебном мире лета проходят так быстро, что равняются пяти дням. Да и соловей без Иреи пел так весело и приятно, что Астеродам забывал о времени, слушая его. Наконец, с наступлением шестого лета, волшебник раз утром увидел дочь свою в одежде простой крестьянки, поднимающуюся на горный склон. Свидание их было самое радостное. Ирея рассказала ему о своих приключениях.

— А где соловей? — спросила она по окончании рассказа.

— У меня, — отвечал Астеродам. — он поёт так весело, что, кажется, совершенно счастлив и доволен судьбой.

— Покажи-ка мне его.

И она пошла в зал с тропическими растениями, где в золотой клетке сидел соловей. Увидев девушку, он радостно запрыгал на золотой жердочке, но затем запел так грустно, так жалобно, что Ирея заплакала.

— Выпусти его на волю, отец, — пристала она к волшебнику. — Не томи живого существа, не надрывай мне сердца, если любишь меня.

«Коварная птица! — подумал с гневом Астеродам. — Если б ты в её отсутствие не пела так обворожительно, я бы зажарил тебя да и съел, а дочери сказал бы, что выпустил на волю».