Приключения англичанина - страница 53
И вот эта цаца, эта бесстрастная фря преображалась, читая мои школьные сочинения, она оценивала их всегда по высшему баллу, но на полях пространно и темпераментно (с красными восклицательными знаками) возражала мне, провоцировала на спор, а однажды закончила комментарии предложением «побеседовать на переменке о современной поэзии» – бисерными такими, алыми от смущения, буковками.
Именно так и выразилась: «на переменке».
Я начал прогуливать уроки литературы. Близился конец последней четверти, а в классном журнале напротив моей фамилии так ничего и не было. Меня могли не допустить к выпускным экзаменам. Небезразличная к моей будущности Э.Э. вызвала маму на педсовет. Мне вменялось в вину, помимо низкой успеваемости, также и «вызывающая манера держать себя» на уроках, и было рекомендовано извиниться перед оскорбленной в лучших чувствах преподавательницей.
Подумать только. Да ничем не была Э.Э. оскорблена, уж я-то понимал природу этих ее «лучших» чувств.
На следующий день коллеги оскорбленной преподавательницы деликатно оставили нас в учительской наедине друг с другом.
Ну что же, надо извиниться – извинимся. Глядя в пол, я бубнил, что исправлюсь и подтянусь, – она слушала, не перебивая, потом я, забывшись, поднял голову, и мы встретились взглядами, – стол директрисы разделял нас, как меч Изольду и Тристана, – тотчас мы сызнова потупили взоры, вернее, стали рассматривать предметы на столе: глиняную вазочку с торчащими из нее карандашами и авторучками, перекидной календарь на черной пластмассовой подставке, пресс-папье, стальной дырокол, белый телефонный аппарат, кипу папок, цепочку скрепок... обоюдное наше молчание становилось для нас обоюдно же и невыносимым. Вдруг она еле слышно попросила принести ей что-нибудь из новых моих стихотворений...
Поспешно пообещав исполнить просьбу, выскочил я, отдуваясь, из учительской.
И в четверти, и за год, и в аттестате она поставила мне пятерки, но так и не дождалась благодарности, хотя и требовалось-то всего ничего – дать ей почитать тетрадку с моими отроческими опусами.
Из дневника переводчика
Памяти бригады
I shot the Albatross
Coleridge
Придя с мороза в помещенье цеха,
искала кошка теплый закуток,
и пьяный кто-то (может, я) для смеха
метнул в беднягу меткий молоток.
Конечно, кошка кое-как умчалась.
Ушибленную тварь всем стало жаль.
Но перед каждым и деталь вращалась,
ответственная, срочная деталь.
Ответственные, срочные, – вращались.
Лиловыми носами токаря
в поверхностях зеркальных отражались,
самим себе чего-то говоря.
Да, выглядели мы не слишком бодро,
и спецодежду леденил озноб –
вчера, по собственному недосмотру,
убит был Иванов болванкой в лоб.
Айда в пельменную после работы, –
там только материться не велят, –
нальем вина в стакан из-под компота
и вспомним Иванова глупый взгляд.
Впервые не от скуки, а от муки
нетрезвый недоумевает ум –
то языки зачешутся, то руки…
И обернулись граждане на шум.
Тут появились милиционеры
в тулупах черных на меху седом,
предприняли предписанные меры
с немалым, но и с не большим трудом.
На следующий день на производстве
партейные товарищи в цеху
нас обвиняли в скотстве, то есть сходстве
со свиньями. Мы каялись: «Угу».
Конечно, мы не подавали виду.
но и самих себя не обмануть:
нам кошка, кошка мстила за обиду!
Мы усекли случившегося суть.
До конца жизни Тимоти Барнет говорил с акцентом и путал порядок слов в не терпящих вольностей английских предложениях.
Настоящего его имени не знала даже жена.
Он родился в деревушке на берегу моря. Достигнув отрочества, естественно заскучал в глухомани. Отправился на заработки в Гданьск. Завербовался юнгою на торговое судно, с коего, не стерпев унижения дисциплиной, сбежал через месяц. С тех пор долго промышлял морским разбоем, был сперва рядовым пацаном, – пальцы врастопырку, пистоль за поясом, – потом штурман заметил, что малый на лету схватывает азы навигации, и принялся его натаскивать. Ученье пошло впрок – когда штурмана смыло волной, Тимоти оказался единственным на корабле, кто умел прокладывать курс. В дальнейшем, исполняя должность старшего помощника, бороздил Атлантику под началом многих преславных негодяев.