Приключения барона Мюнгхаузена - страница 3
Реальный Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен окончил свои дни в одиночестве в пустом и холодном доме, полностью разоренный. За больным бароном ухаживала единственная служанка; когда, уже незадолго до его кончины, она помогала немощному старику переобуться и обнаружила, что у Мюнхгаузена недостает двух пальцев на ноге, барон от души рассмеялся и отпустил свою последнюю шутку: «Я потерял их во время охоты в России – их откусил белый медведь!»
А что же Распе? Он покинул этот мир на три года раньше своего героя. На деньги, вырученные от продажи книг о Мюнхгаузене, писатель приобрел шахту в Ирландии, но не успел даже начать разработку угля, как заразился сыпным тифом, перед которым медицина того времени была бессильна.
В наши дни в Боденвердере имя Мюнхгаузена носят улица, ресторан, отель, аптека и даже кинотеатр. Есть там и памятник– фонтан, изображающий барона восседающим на половине лошади, жадно припавшей к воде. В усадьбе Мюнхгаузена сегодня разместилась городская мэрия, а в здании школы открыт его музей. За два минувших столетия в разных странах увидело свет около шестисот книг с продолжениями приключений Мюнхгаузена и о нем самом. Причем некоторые из них написаны его потомками – теми, которые когда-то стыдились своего родства с «бароном-вралем».
Часть I
Приключения на суше
Приключение первое
Прямо из дому отправился я в Россию, в самой середине зимы, совершенно правильно рассуждая, что в зимнюю пору на севере Германии, Польши, Курляндии и Лифляндии проезжие дороги, которые, по свидетельству всех путешественников, еще убийственнее дорог, ведущих к храму Добродетели, должны улучшиться благодаря снегу с морозом – без всякого вмешательства власть имущих, обязанных печься об удобствах населения.
Поехал я верхом. Это самый практичный способ сообщения, конечно, при отменных качествах и лошади, и ездока. Тут, во всяком случае, не ввяжешься нежданно-негаданно в поединок с каким-нибудь щепетильным немецким почтмейстером, да и томимый жаждою почтальон не станет самовольно завозить вас по пути в каждый шинок. Оделся я в дорогу довольно легко, и холод порядком донимал меня по мере того, как я подвигался на северо-восток.
Можно себе представить, как при такой стуже и ненастье чувствовал себя несчастный старик, на которого я нечаянно наткнулся в Польше. Он лежал на голой земле у края дороги, дрожащий, беспомощный, едва прикрывая свою наготу жалким рубищем, неспособным защитить его от пронзительного северо-восточного ветра.
Мне стало ужасно жаль беднягу. Сам я совсем окоченел, но тем не менее набросил на него свой плащ.
После этого я как ни в чем не бывало поехал дальше, не останавливаясь до тех пор, пока меня не застигла ночь, окутав все вокруг непроглядным мраком. Ни огонька, ни звука, которые указывали бы на близость селения. Все окрест лежало под снегом, я сбился с дороги и заплутался.
Верховая езда утомила меня до полного изнеможения. Пришлось слезть с лошади, которую я привязал к какому-то крепкому колу, торчавшему из снежного сугроба.
Захватив с собою, ради безопасности, свои пистолеты, я улегся поблизости на снег и так здорово уснул, что продрал глаза только уже среди бела дня.
Каково же было мое изумление, когда я очутился на церковном дворе! Сначала я решил, что моей лошади и след простыл. Но вот я услыхал где-то наверху конское ржание. Поднимаю глаза и вижу: конь мой висит на поводу, привязанном к шпилю колокольни.
Тут я сообразил, в чем дело. Деревню за ночь совсем занесло снегом, потом погода резко переменилась. За время сна я незаметно опускался все ниже, по мере таяния снега, пока не достиг твердого грунта; а то, что я принял в темноте за сломанное деревце, торчавшее из сугроба, оказалось шпилем колокольни с флюгером, к нему-то и была привязана моя лошадь.
Не раздумывая долго, схватил я пистолет, выстрелил в ремень, на котором болталось бедное животное, и, благополучно получив его обратно в свое владение, продолжил путь.
Все шло хорошо, пока я не добрался до России, где зимою и вовсе не принято ездить верхом.
Мое правило – приспосабливаться к обычаям той страны, куда занесет меня судьба; поэтому я достал одноконные саночки и, повеселевший, покатил в Петербург.