Приключения Бэзила Скуридайна - страница 2
. Они внимательно разглядывали его. Рулевой и юнга с трудом сдерживали гуляющие по их физиономиям гримасы смеха, а глаза джентльменов излучали веселый блеск. Скурыдин посмотрел вниз. Стала понятна причина их веселого настроения. Его беготня по трапу за упрямым шлемом очень хорошо просматривалась сверху.
Василий покраснел как свекла. Ну и угораздило же его! Что подумают о нем? Ладно рулевой и юнга. Оплеухи и подзатыльника хватит, чтобы заставить забыть их этот прецедент. А вот, мнение джентльменов, наблюдавших за его неуклюжими попытками обуздать стальной шлем, пожалуй, не изменить! Наверное, среди них сам капитан «Оленя», господин Роберт Кросс!
Скурыдин не ошибся в своем предположении. Стоящий в центре коренастый, широкоплечий джентльмен, лет сорока, с внушающим к себе расположение, волевым лицом, увидев, как смутился Василий, постарался разрядить обстановку.
— Помощник! Что здесь делает юнга? Почему рулевой рыскает по курсу? — строго спросил он у щегольски одетого молодого джентльмена.
Помощник был одет в ярко-желтый дублет[2] с золотыми пуговицами и широкие шаровары из венецианского шелка в фиолетово-зеленую полоску. Ноги, до колен украшали шерстяные чулки белого цвета. Ярко-красные туфли из мягкой испанской кожи с серебряными пряжками и высокими каблуками, довершали его одеяние внизу. Шею до подбородка прикрывали высокие белоснежные брыжи, из-под которых спускалась на грудь золотая цепь из звеньев толщиной в палец. Голубая кожаная шляпа с пером покрывала голову, с черными как смоль, подстриженными до плеч, прямыми волосами. Дорогая шпага на малиновой перевязи торчала из-под края короткого плаща, зеленого цвета.
«Такое впечатление, что он собрался на бал!» — подумал Скурыдин про молодого франта.
Помощник капитана не успел сделать внушение юнге. Съехав на руках по поручням трапа на палубу, сверкая пятками, юнга исчез за полотнищем паруса бизани. В отношении рулевого оно также потеряло актуальность. Он также упредил нагоняй.
— Есть не рыскать, сэр! — привычно произнес рулевой, уставившись в картушку компаса, установленного в нактоузе прямо перед ним.
Увидев, что его приказание исполнено, джентльмен, с волевым лицом прокашлявшись, обратился к Василию:
— Подойдите к нам юноша!
Скурыдин, поставив на палубу вещи, послушно сделал несколько шагов по направлению к нему.
— Я капитан этого корабля Роберт Кросс! Назовитесь и вы! — властным голосом потребовал капитан.
— Василий Скурыдин! — назвал себя юноша.
Капитан долго и проницательно вглядывался в его лицо. Наконец удовлетворенно произнес:
— Ну, что ж! Сэр Уолтер Рэли рассказывал мне о вас. Из вашего произношения и рассказа сэра Уолтера я понял, что вы иностранец. На каком языке так странно произносится ваше имя? Мне это не очень нравится! — откровенно заметил капитан.
— На русском! — покраснев, ответил Скурыдин.
— Слышал про вашу удивительную страну! Но вы находитесь на палубе английского судна. Чтобы не коверкать язык, впредь я буду называть вас на английский манер. Отныне вы — Бэзил Скуридайн! — уверенно сказал капитан Кросс. — Вас это устраивает юноша?
— Устраивает! — не стал возражать новоиспеченный Бэзил Скуридайн.
Честно говоря, ему не нравились его имя и фамилия в новом произношении. Но Бог с ними, чудачествами этих англичанами! Разве их имена произносить проще? У них на верфи работал плотником один парень, которого все звали Проспер. Василий долго не мог разобраться, как его зовут на самом деле, пока в списках работников не увидел полное имя плотника. Оно представляло собой фразу: Prosper-Thy-Work (Преуспевай в труде). Родители этого парня, протестанты, стараясь как можно больше отличаться от католиков, отказались дать ему имя из святцев, и сами изобрели его. Плотнику повезло. В разговорах, его длинное имя можно было сократить до традиционного имени Проспер. А что было делать тем людям, которым родители присваивали имена, беря целые фразы из Библии. Например: Obadian-bind-their-kings-in-chain-and-their-nobles-in-arons-Needham (Овадия-Закуй-Их-Царей-В-Цепи-И-Их-Вельмож-В-Кандалы Нидхем). Неважно, как его будут называть, мудро рассудил Василий-Бэзил, хоть горшком, лишь бы в печь не ставили.