Приключения бывшего мичмана - страница 18

Им тоже хотелось заниматься спортом, они искали выход из ситуации, и их стараниями я снова записался в секцию вольной борьбы. На этот раз к тренеру Ефиму Давыдовичу Кузнецу из спортивного общества «Буревестник», молодому и энергичному — ему было около тридцати лет. Среднего роста, коренастого телосложения, круглолицый, с поломанными ушами, он имел ноги как у кавалериста и был очень похож на борца. К детям относился с добротой и участливостью, насколько позволяли обстоятельства. Словом, как человек и как тренер он мне нравился.

Студенческое добровольное спортивное общество (СДСО) «Буревестник» в спортивном и физкультурном движении объединяло высшие учебные заведения страны. Мы с разными мальчишками, в том числе и из нашего двора, тренировались в Минском государственном педагогическом институте имени Максима Горького (ныне — Белорусский государственный педагогический университет им. Максима Танка). Потом нашу секцию перевели в Белорусский технологический институт им. С. М. Кирова (БТИ, теперь — Белорусский государственный технологический университет) на улице Свердлова. Спортивные сборы по вольной борьбе среди юношей обычно проводились в Белорусском политехническом институте (БПИ, теперь — Белорусский национальный технический университет) и в Республиканском доме физической культуры (РДФК). Кроме Ефима Давыдовича мы знали и других тренеров. Например, Олега Александровича, которого за глаза ребята называли Алёпой, что был ровесником нашего тренера. От самого старого и опытного тренера, с мнением которого считались все остальные, в памяти сохранилось отчество — Марьянович. Припоминается и самый молодой тренер, тренировавший группу подростков в институте народного хозяйства.

На соревнованиях среди юношей я боролся в самых ходовых весовых категориях до 60, а среди взрослых — до 62 килограммов. Там всегда существовала такая толчея, что пробиться в финал было непросто. Чтобы протолкнуться хотя бы в полуфинал, потеть приходилось по–настоящему, не то что некоторым мухачам и тяжам. Даже в нашей секции был мухач Леня, мой ровесник, весивший всего около 40 кг. Обычно на соревнования он приходил два раза: сначала чтобы встать на весы, а потом чтобы подняться на верхнюю ступеньку пьедестала почета. Соревнования он покидал с почетной грамотой, не оставив на ковре ни капли пота. Другой, тоже по имени Леня, был на два года моложе меня, но и тяжелее на несколько килограммов. Он был и покрепче и, что важней, талантливей. Сначала борьбой он занимался всерьез, и у него все получалось очень даже неплохо. Потом с ним или с его отношением к спорту что–то произошло, и он стал работать без желания, с ленцой. Примерно через год, работая с ним в паре на отработке приемов или в схватках, я стал замечать, что Леня отдается вполсилы. Бывали моменты, когда его обуревала злость, но надолго его не хватало.

Судя по одному, как мне тогда казалось, незначительному поступку, я со временем понял, что дело не только в отношении к спорту. Как–то мы возвращались с тренировки домой в переполненном троллейбусе. По ходу движения нас трясло и мотало из стороны в сторону, особенно, когда водитель резко набирал скорость или тормозил. После очередного резкого торможения наши тела по инерции подались вперед, точнее, Леня стал на меня наваливаться. Я же держался уверенно, поэтому инерции движения поддаваться не стал, вот тут мой единоборец мне по–хорошему и посоветовал:

— Леша, ты не напрягайся, а следуй инерции движения.

Мне такая позиция не понравилась, и я ответил:

— А зачем прогибаться?

Мне с грамотами не везло, за любую из них приходилось потеть реально, поэтому по вольной борьбе я их заработал лишь две за третье место. Одна мне была вручена на областном совете СДСО «Буревестник» в Минске, а вторая — на всесоюзном турнире памяти Героя Советского Союза А. П. Корякова в городе Калуш, на западной Украине. Тогда моя последняя схватка в финале вызвала острый интерес у зрителей. За два периода я растерял около 20 баллов, а в третьем после нагоняя от тренеров, рубился как черт и преимущество противника из Одессы свел к минимуму. Мои товарищи, наблюдавшие поединок, рассказывали, что все зрители столпились у нашего ковра, где мой соперник в последнем периоде откровенно от меня бегал. Но схватку я проиграл, а Ефим Давыдович потом на вокзале, пока мы ждали поезд, сетовал: