Приключения четырех дервишей - страница 19

Сумевшие в беде свой разум уберечь,

Правдивую мою достойны слушать речь.

Дервиши, друзья! Знайте же, что ваш покорный слуга — сын падишаха вилоята Аджам и кроме меня у отца детей не было. Он очень надеялся, что я заменю его и еще при жизни назначил меня наследником престола и все государственные дела предоставил решать по моему усмотрению. Я, несмотря на малолетний возраст, правил государством, повелевал всем и вся весело, беззаботно, беспечно. Я был молод и проводил время в различных увеселеньях, играх и охоте.

Однажды я назначил очередную сорокадневную охоту и велел подготовить охотничьих соколов, кречетов, орлов, ястребов и других ловчих птиц, а также скаковых лошадей. Охотники собрались и в назначенное время и в благоприятный час выехали в степь. В день большой охоты отпрыски амиров — правителей и отпрыски гази — почетных мусульманских родов — увлеклись скачками, ловлей и гоном, я же, верхом, стоял на возвышенности и наблюдал за всем этим. Вдруг в кругу охотников я заметил газель, описать красоту которой нет слов. На шее газели красовался инкрустированный драгоценностями ошейник, на ногах — браслеты, увешанные золотыми колокольчиками, рога обтянуты золотой пленкой, украшенной дорогими каменьями. Эта необыкновенная газель вела себя не так, как другие дикие животные: она грациозно и спокойно разгуливала по степи и не пугалась людей. Я хотел взять ее живой. Беспечная, она не знала, какая беда нависла над ней. Я велел поймать ее. Храбрецы мои с арканами поскакали в ее сторону. Они разом метнули несколько петель в надежде поймать ее. К счастью, ни один аркан не достиг цели, и газель, оставив их далеко позади, повернула в мою сторону. Я тоже закинул аркан. Газель бросилась от меня в степь и устремилась по ней, словно поток. Я сказал:

— Не смейте трогать газель, я сам поймаю ее. Не преследуйте ее, она боится толпы...

Я с арканом в руке поехал разыскивать газель. Эта вожатая диких газелей, видя, что я далеко, начинала спокойно пастись, но стоило мне приблизиться и метнуть аркан, как она стремглав убегала от меня. С самого утра и почти до заката я скакал по горам и долам за этой газелью. Лошадь моя выбилась из сил, и сам я очень устал. Меня стало разбирать зло. Я отбросил аркан, схватил лук, вставил в него стрелу, оперенную орлиными перьями, и, направив ее на эту плутовку, натянул до отказа тетиву и поскакал в ее сторону. Стрела, по предопределению судьбы, впилась в бедро газели. Она остановилась. Поблизости была высокая гора. Она направилась к ней, проковыляла, хромая некоторое расстояние, и исчезла с глаз.

Я решил, что она, обессилев, упала. Я спешился и пешком пошел искать ее. Искал долго, но не нашел. Приближалась ночь, вот-вот стемнеет. Я огляделся вокруг и увидел на перевале горы купол какого-то строения и несколько деревьев. Я пошел туда с намерением провести там ночь и дождаться утра. Когда я приблизился, увидел родник, прозрачный, словно источник Хызр[17]. Я сел у родника, помыл лицо, руки и задумался. Вдруг я услышал чей-то печальный голос, доносившийся из строения.

— О друг сердечный, о любезный собеседник моей горестной души. Кто сотворил с тобой такое зло? Чтобы не видеть ему радости от своих друзей и собеседников, да пусть настанут для него в скорости такие же горькие дни, какие постигли меня.

Мне стало жаль того человека, и я вошел вовнутрь и увидел старика, который обнимал и целовал газель, и горько плакал. Одет он был в черную поношенную одежду, какую обычно носят отшельники-христиане. Я поздоровался с ним. Он ответил на мое приветствие и хотел подняться мне навстречу, но я извинился, сел и спросил его:

— Эй, человек, подружившийся со страданиями, я допустил эту оплошность, но это произошло, когда я не владел собой от неудачи. Могу ли я надеяться на прощение?

Дервиши! Мы извлекли из раны газели стрелу, перевязали ...и затем сели за беседу. Старик принес еду, какая у него нашлась. После еды мне захотелось спать, и я, привалившись к стене, уснул.

Дервиши! В помещении стояли четыре суфы. Перед одной из них была натянута занавеска. Проснувшись среди ночи, я услышал за занавеской причитания и горький плач старика. Я стал прислушиваться, и вот что он говорил: