«Приключения, Фантастика» 1996 № 03 - страница 4
Первые семь кораблей Системы канули во мрак черного сгустка, будто их втянуло туда гигантским магнитом. Еще пять выписали немыслимые пируэты, но тоже пропали в непроницаемой тьме. Это было невероятно. Но это творилось прямо на глазах. Иван похолодел от ужаса. Он видел. И он уже знал. Карлик Цай ван Дау, странное существо царственных кровей, беглый каторжник, рецидивист, убийца, непревзойденный спец по межпространственным связям, мученик, испытавший на своей шкуре все пытки ада, его друг и брат, карлик с огромной, всеобъемлющей душой исполина, не обмолвившись ни словом с теми, кого он сейчас спасал ценою своей жизни, не просто шел на лютую и безвестную смерть, но губил свою бессмертную душу, давая власть над чужаками самой преисподней, втягивая через черный сгусток в бездны ее океана боевые корабли трехглазых, бросая их в такую бездонную и страшную пропасть, из которой никто и никогда не выбирался, в которую суждено было кануть и ему самому…
Остальные звездолеты ринулись врассыпную. Видимо, и на их бортах поняли, что дело оборачивается совсем иначе, чем было замыслено, что Игра пошла по чужим правилам, а значит, им несдобровать. Одни, извергая снопы пламени из огромных дюз, уходили из Солнечной другие ныряли в подпространства — бежали! бежали!! бежали!!! Но не могли сбежать! Черный сгусток вытягивал их ото всюду, тянул к себе незримыми нитями, заглатывал, отправляя в пропасть возмездия… Не прошло и получаса, как с карателями было покончено.
И «клякса», темень, не пропускающая света звезд, начала съеживаться, уменьшаться, тускнеть, уходя вслед проглоченной добыче. Это были последние секунды. Гуг с Дилом, Кеша и Хар что-то кричали, вопили, орали, тыча руками в обзорники, ничего не понимая… Иван видел их ошарашено-пустые лица. Но он видел одновременно и большое, бледное лицо Цая ван Дау. Оно было странным, необычным и просветленным — на нем не было всегдашней гримасы страдания и боли. Оно было добрым и всепрощающим Цай уходил из жизни, уходил на вечные уже муки и скитания в океане мрака умиротворенным и понимающим, куда он уходит.
— Прощай! — прохрипел Иван вслух, зная, что никто его не услышит.
Слезы лились из глаз. И Иван не мог их остановить. Он желал, страстно желал сейчас лишь одного — быть рядом с Цаем, хотя бы на время, на миг! Он проклинал свою долю, свой жребий. Ему было муторно и горько.
Но никто не слагал с него крестной ноши.
— Я хочу туда! — выговорил он истово, зная, что его слышат. — Я хочу умереть с ними!
И он не ошибся. Его слышали.
— Ты еще успеешь умереть, — ответил волхв из-за спины, — но перед этим ты успеешь и сделать кое-что. Не печалься о друге, он сам выбрал свою долю — а это удел немногих.
— Да, ты прав! — как-то сразу смирился Иван. И обернулся.
Седовласый волхв парил над землей не касаясь ее ступнями, парил в призрачных лучах заходящего, но еще пробивающегося сквозь листву солнца.
Иван протянул руку. И рука прошла сквозь одежды, сквозь тело, не ощутив ничего кроме пробежавших по коже мурашек и легкого тепла, будто летним ветерком обдало.
Глаза волхва стали глубокими, нездешними.
— Ты видишь меня, — сказал он приглушенно, — и слышишь. Но нас разделяют тридцать тысячелетий…
— Не может быть, — непроизвольно выдохнул Иван.
— Может, — спокойно ответил волхв. Потом добавил еще тише: — И ты меня уже начинаешь понимать, верно?
Иван отрицательно покачал головой. Но вымолвил совсем другое:
— Да! Я начинаю понимать тебя.
— Ты способный ученик. Ты быстро освоишь премудрости наши, — сказал волхв, — но помни, чем быстрее это случится, тем раньше ты вернешься в свои миры. Подумай, желаешь ли ты этого?
— Да! — без промедления ответил Иван.
— Тогда коснись меня.
Иван вытянул руку, и она уперлась в твердое, литое плечо волхва, продолжавшего парить в воздухе. Иван не знал, что и думать. Волхв не мог лгать. Но и перенестись из глубин тысячелетий сюда одним махом он не мог…
— Только так и преодолевают толщу времен, — сказал седовласый, — одним махом. Сразу!
Иван склонил голову, потом заговорил — быстро, пытаясь объяснить что-то не волхву, а скорее, самому себе: