Приключения капитана Кузнецова - страница 14

Из-за толстых бурых стволов, как из-за колонн, за гураном вышла такая же стройная, но безрогая косуля-самка, а за нею следом две годовалых косули и два мохнатых красновато-бурых маленьких козленка. Все семейство прошло цепочкой по одному следу за своим вожаком и скрылось в лесу.

Я всегда с трепещущим от восторга сердцем наблюдал за животными на охоте, забывая про все на свете. И появление косуль в такой глухомани пробудило знакомое чувство восхищения, жажду наблюдений. Я осторожно пошел за семьей. Они прошли в чаще по узкой, едва заметной на моховом покрове тропке, вероятно, на водопой или полакомиться сочной травой у болота.

И как ни прекрасны эти жители таежного редколесья — я должен убить молодую косулю или старого самца-гурана, чтобы свежим мясом хоть немного восстановить силы. Мне всегда был по сердцу неписаный умный закон таежников — сибиряков: «Убивай столько, сколько съешь».

Скоро густая чаща с колоннами кондовых стволов кончилась, лес пошел реже, и земля вместо зеленого мха и сфагнума была покрыта здесь негустой и невысокой травой, посыпанной белесыми капельками росы. Впереди, у подножья склона, — широкая с редкими деревьями поляна. Казалось, что отдаленные друг от друга ели и лиственницы, словно молодые стройные девушки, выскочили ночью из таежной чащи на широкий простор безлесого склона покружиться в развеселой русской пляске. Будто вспугнутая рассветом, вдруг оборвалась таежная музыка, и танцовщицы на самом высоком темпе, когда забывается все, кроме порыва молодости и жажды головокружительного движения, замерли на месте. Их зеленые сарафаны, то опавшие до самой земли и скрывшие даже пятки у елок, то вздутые веером у лиственниц, тоже как бы застыли на месте. Но кажется, что вот-вот, очнувшись от оцепенения и слегка вздрогнув, деревья-девушки с веселым смехом побегут с поляны к своим матерям в густую чащу, оставив на зеленой травке следы сбитой росы, как оставили их прошедшие здесь косули.

Дохнул легонький ветерок — деревца приветливо кивнули. На сердце стало легко и жарко, захотелось бежать просто так, без дела, лишь бы сберечь подаренную поляной радость.

Безросая тропка косуль темно-зеленой ниточкой протянулась к подножью склона, к кочковатому болоту. Но ни среди кочек, ни на поляне животных не видно. Может быть, они заметили своего преследователя и скрылись в тайге или где-то спокойно пасутся в скрытом от моих глаз месте. Тогда нет смысла выходить на поляну. Невспугнутое семейство обязательно вернется по старой тропке с водопоя, и мне легко их подкараулить у опушки. Я выбрал густой куст хвойной молоди вблизи тропки и, замаскировавшись ветками, сделал засаду.

Солнце уже вышло на свой голубой простор, но семейство косуль не возвращалось. Капельки росы исчезли, и поляна заулыбалась тысячами разнообразных сибирских цветов, раскрывшихся и заколыхавшихся от легкого подыха ветра. У самых ног улыбаются своими желтыми глазками голубые колокольчатые цветки сибирского водосбора; рядом желтеет приземистая и мелкая лапчатка земляниковидная, а там, у опушки, пылают ярко-оранжевые головки всегда радостной купальницы, или, по-сибирски, «жарка». Их запахи смешиваются с нежным и едва уловимым запахом обычной садовой розы. Но откуда здесь роза? Не мерещится ли, как и звук летящего самолета? Но вот!.. Из колючих густых кустов меня приветствуют и зовут яркорозовые цветы и бутоны обычного шиповника. И выходит — нет предела красоте «суровой» сибирской тайги в это летнее время.

Дохнувшим из леса ветерком принесло нежный запах свежего сотового меда. Запах усиливался и крепчал, дразнил и без того бурный аппетит, манил в глубь чащи, будил жажду к розыскам. На цветах и в самом деле, то взлетая, то садясь, копошились золотистые мохнатые пчелки. Трудно сказать, были ли это родственницы нашей домашней пчелы, что носят мед в дупла деревьев, или это те, что строят небольшие висячие гнезда на ветвях и запасают столько меду, что его хватает лишь для прокорма собственных личинок. Но так или иначе, а я, позабыв, что нахожусь в засаде на косуль, встал на ноги и направился туда, откуда доносился медовый запах.