Приключения капитана Кузнецова - страница 29

Что же это?.. Сон, кошмары или бред сумасшедшего?..

Нет, нет!.. Ни то и ни другое…

Изучая вопросы аэрометеорологии, я не мог не знать о существовании и сущности миражей, появляющихся в силу оптического явления в атмосфере, когда в слоях перегретого воздуха, как в зеркале, видны изображения земных предметов в искаженном, чаще в перевернутом виде. Но то, что я сейчас видел, — не простой мираж, а мираж миражей или, как его называют, фата-моргана (фея Моргана). При таких явлениях на горизонте появляются изображения предметов, находящихся за несколько сот километров от места наблюдения. И хотя я знал природу миражей, все, что я видел, настолько поразило своей грандиозной фантастичностью, что пришлось довольно долго посидеть в тени, чтобы прийти в себя.

Перед глазами встал любимый город. Все тело налилось силой, в душе проснулась безудержная жажда жить, работать, действовать. Я встал и, стряхнув с себя навеянные миражем воспоминания, поспешил на розыски машины.

С седловины скалистых гор перед боем с орлами я видел, что за береговыми зарослями рогоза вдоль озера тянется неширокая полоса тайги. Переплыв озеро, в полдень я уже был у кромки этой тайги. И хотя с горы тогда не замечалось никаких признаков падения самолета в эту гигантскую зеленую щетину, я все же решил перейти лесную полосу против Орлиного утеса: не найду ли каких-либо следов катастрофы?

Густая чаща встретила в «штыки». Отмершие нижние ветви елей и лиственниц царапали лицо, рвали одежду, космы лишайника связывали руки, путали ноги, лезли в рот, застилали глаза. Замшелые скользкие колодины то и дело преграждали путь, и, спотыкаясь, я падал на мокрую зелень подстилки.

А чаща становилась все гуще и темней, словно ее ширина не два-три километра, а тянется бесконечно. К счастью, попалась звериная тропа и по ней, петляя и плутая, я вскоре выбрался на редколесье, а потом уж и к болотистой мари.

До боли в глазах всматриваюсь в кочковатую с редкими и чахлыми кустиками ракиты равнину, но, кроме черных от времени каких-то чудом занесенных сюда колодин, ничего не вижу.

Позабылся голод, прошла усталость. Делаю засечки на деревьях опушки — начало пути — и, срезав лесину для шеста, ступаю на слегка вздрагивающие кочки. Шагов через сто кочки начинают шататься, как зубы старухи. Дальше они удерживают меня только две — три секунды и под шипение ржавых пузырьков сернистой вони предательски уходят из-под ног в черную пучину болота. Это заставляет быстрее прыгать с кочки на кочку, наконец — бежать, не глядя по сторонам… Случайно наткнулся на кустик ракиты и упал на него животом, не ощутив боли. Куст не тонет, и я перевожу дух, протираю заслезившиеся от напряжения глаза, осматриваюсь. На голову, на шею, на спину густой пылью сыплются комары и мошки. Сквозь пляшущую живую сетку из насекомых вижу на мари такие же кусты, изредка торчащие впереди и по сторонам. Приходит мысль — отказаться от слепого передвижения «по прямой», а наметив куст, бежать к нему, передохнув, — к следующему, не теряя из виду Орлиного утеса.

И хотя мой путь по болоту шел зигзагами, поход стал менее утомительным и менее опасным. Преодолев около двадцати межкустовых пространств, замечаю, что солнце уже зашло и на болото серым зонтом спускаются сумерки. Комары сквозь одежду так обжигают спину, что нет терпения. Проклиная всех предков этих поистине гнусных двукрылых, на последнем ракитовом пятачке собираю прошлогоднюю жесткую траву и развожу костерок. Агрес-смивный характер моих истязателей мигом исчез; они шарахнулись во все стороны, оставив меня в покое. Костерок скоро затух, и болотистая равнина провалилась в темноту. Надо думать о ночлеге.

В кустике ракиты с десяток тонких сухих и около двадцати водянистых зеленых побегов. Этим «запасом» топлива надо постараться поддержать костер до утра, иначе комары отнимут последние силы. Часов в одиннадцать из болота поднялся вонючий густой туман, насквозь пронизавший тело холодом, и комары исчезли. Но костер нужен теперь для тепла. Иначе об отдыхе нечего и думать.

Чтобы скоротать время до рассвета и как-то согреться, срезал на своем пятачке весь запас древесины, разложил побеги на сухие и сырые и нарезал из них двадцатисантиметровые «бревнышки». Их надо растянуть на шесть часов. Раскладываю дрова на шесть кучек: в каждой оказалось по восемнадцать «чурок» толщиною в карандаш.