Приключения маленького лорда - страница 46

Граф посмотрел на ручку, которая лежала на его колене. Управляющий ничего не забыл. Напротив, Ньюк постоянно твердил ему об ужасной жизни жителей в конце деревни, который назывался Графский Двор. Он знал о разваливающихся жалких домах, о засорённых канавах, сырых стенах, разбитых окнах, протекающих крышах, знал о бедности, лихорадке и прочих несчастиях жителей этой части деревни. Мистер Мордаунт тоже рисовал ему их жалкую жизнь в самых сильных выражениях, но граф всегда отвечал ему резкими, недобрыми словами. Когда подагра очень сильно мучила его, он говорил даже: «Чем скорее жители Графского Двора перемрут и будут похоронены, тем лучше, и нечего больше и рассуждать об этом». А между тем, глядя теперь на руку, которая лежала на его колене, видя перед собой честное, серьёзное личико с откровенными глазами, он почувствовал вдруг стыд и за Графский Двор, и за самого себя.

– Как, – сказал он, – ты хочешь из меня сделать строителя образцовых коттеджей?

И граф решительно погладил рукой маленькую детскую ручку.

– Старые домишки нужно снести, – с жаром произнёс мальчик. – Это говорит Дорогая. Пойдёмте, пойдёмте; пусть их завтра же разрушат. Все будут так довольны, когда увидят вас! Ведь они сразу поймут, что вы пришли помочь им.

И глаза Цедди засияли как звёзды.

Граф поднялся с кресла и положил руку на плечо ребёнка.

– Пойдём походим по террасе и обсудим это дело, – сказал он с отрывистым смехом.

И хотя старик насмешничал ещё два или три раза, пока они разгуливали по широкой каменной террасе, на которую выходили вместе почти каждый вечер в хорошую погоду, было ясно, что он думает о чём-то приятном для себя. И граф всё время не снимал руки с плеча своего маленького спутника.

В деревне Эрльборо, красивой и живописной издали, миссис Эрроль нашла много печального и тревожного. Вблизи не всё было так привлекательно, как казалось с далёких холмов. Там, где мать Цедди надеялась найти живущих в достатке трудолюбивых людей, она увидела невежественных бедняков, потерявших желание работать, и узнала, что Эрльборо считалась самой худшей из всех окрестных деревень.

Мистер Мордаунт рассказал ей о своих затруднениях и разочарованиях, многое также она открыла сама. Управляющие, которые заведовали имением Доринкоурт, старались только угождать графу, и их нисколько не тревожили ни нужда, ни порча нравов бедных арендаторов. Поэтому не было сделано многого, на что следовало бы обратить внимание, и дело шло всё хуже и хуже.

Что же касается той части деревни, которая называлась Графским Двором, то она составляла настоящий позор для графов Доринкоуртов. Полуразвалившиеся дома теснили один другой, и в них жили самые жалкие, больные, истощённые голодом и не желавшие трудиться люди. Когда миссис Эрроль в первый раз попала туда, она невольно содрогнулась. Нужда в деревне была ещё ужаснее, чем в городе. Казалось, несчастным и помочь нельзя.

Глядя на грязных, заброшенных детей, которые росли среди людей испорченных, относившихся к ним с грубым равнодушием, она подумала о своём сыночке, который проводил все дни в большом великолепном замке, подумала о том, что его заботливо охраняют, прислуживают ему, как молодому принцу, что все его желания исполняются, что он видит только роскошь, удобство и красоту. И вот в её мудром материнском сердечке зародилась смелая мысль. Она, как и другие, видела, что её сын понравился графу и что вряд ли дед откажется исполнить какое-нибудь его желание.

– Граф исполнит всё, что он попросит, – сказала она мистеру Мордаунту. – Почему бы нам не употребить эту снисходительность на пользу другим людям?

Миссис Эрроль знала, что она может доверять доброму детскому сердечку, и рассказала Цедди о Графском Дворе в уверенности, что он поговорит об этом с дедом, и в надежде, что из этого выйдет что-нибудь хорошее.

И как ни было это странно, – хорошее вышло. На графа больше всего действовали полное доверие к нему внука и понимание того, что Цедрик ждёт от него справедливости и великодушия. Старик никак не мог решиться показать маленькому лорду, что у него нет великодушных наклонностей, что он своеволен и не думает о справедливости. Для него было так ново видеть, что им восхищаются, считают его благодетелем, человеком с необыкновенно благородной душой, и ему совсем не хотелось, заглянув в любящие карие глаза, сказать: