Приключения со сменой кожи - страница 21

– Можно, – сказала миссис Дейси, и комната захихикала, как девица.

«Теперь я понял, – думал Самюэль, выбираясь на поверхность со своим грузом, – что означает „столп церкви". Длинная, холодная миссис Дейси, способная подпереть Вифезду[7] макушкой своей высеченной головы или заморозить взглядом черных, как навозные жуки, грешников, которые скребутся позади нее». Ее шутка ударилась об крышу.

– У тебя лихорадка, Сэм. – Мистер Эллингем поднял бумажку и держал ее на окрашенной солнцем ладони.

– Это адрес Люсиль Харрис, – объяснил Самюэль.

– Почему бы вам не позвонить ей? Телефон наверху, на лестнице, – показал Джордж Ринг. – Рядом с дамским туалетом.

Самюэль раздвинул занавеску и начал восхождение.

– Рядом с дамским туалетом. – Голос донесся из тонущей комнаты.

Он прочел инструкцию над телефоном, опустил два пенни, набрал номер и хотел произнести: «Миссис Харрис? Я друг Остина».

– Ничей я не друг. Я сам по себе, – шептал он в гудящую трубку. – Я – Лопо, изгой. Слоняюсь по ночам в компании сов и убийц. Слишком умен, чтоб ухаживать, – громко сказал он в трубку.

Она не ответила, и он прошаркал вниз по ступенькам, отдернул рывком занавеску и вошел в ярко освещенный бар широким шагом.

Троица девиц исчезла. Он посмотрел, не остались ли на решетке их туфли, но и они исчезли. Люди ничего не оставляют.

– Ее не было дома, – сказал он.

– Мы слышали, – сказал мистер Эллингем. – Слышали, как ты разговаривал с ее совой.

Стоя посреди комнаты, печальный и свирепый, как человек, держащий помилование в своей руке, он поднял стакан и пристально поглядел на него. Затем сделал выбор и выпил.

– Пойдем смотреть окрестности, – сказал он. – Возьмем такси, Сэм заплатит. Поедем в Вест-Энд искать Люси.

– Я знал, что она вроде Святого Грааля, – воскликнул Джордж Ринг, когда все они оказались в темноте такси, с грохотом мчащегося сквозь дождь.

Самуэль ощутил руку миссис Дейси на своем колене.

– Четыре вооруженных рыцаря – это восхитительно. Заедем сначала в «Гейспот», потом в «Чериох», потом в «Нептун».

– Четыре заблудшие души.

Рука корчилась от боли на его бедре, пять сухих рыбешек, умирающих на одежде.

– Марбл-Арч,[8] – пояснял мистер Эллингем. – Отсюда по ночам разлетаются эльфы.

У толпы, спешащей под дождем, видно, не было ни плоти, ни крови.

– Парк-Лейн.[9]

Толпа скользила мимо капота и стекол, смешивая во внезапной вспышке лица, лишенные черт, жидкие тела; исчезала в потоке света из высокой двери, ведущей в недра богатого ночного Лондона, где все женщины носят жемчуга и терзают свои ручки иглами.

Машина выхлопнула газ.

– Слышите, как стреляет шампанское?

«Мистер Эллингем слышит шум в моей голове», – думал Самюэль, вжавшись в угол, подальше от пальцев.

– Пиккадилли.[10] Проедемся по маршруту Эллингема. Это «Ритц». Зайдем поесть селедки, Сэм?

– «Ритц» закрыт навсегда. Bњ официанты мычат, прикрывшись руками. «Густав, Густав, – кричал человек в оперной шляпе, – он взял не ту вилку». Он носит галстук на резинке. А женщина в вечернем платье с вырезом, таким глубоким, что виден бриллиант в пупке, перегнувшись через стол, оттянула его галстук-бабочку и потом отпустила ее на место.

– Грязные богачи, – сказал он. – Мое место среди изгоев и нищих.

– Мощно и неистово Самюэль Беннет разоблачит все притворство общества в своем последнем романе «В недрах».

– Пиккадилли-Серкус.[11] Центр мироздания. Видишь человека под фонарем, который ковыряет в носу? Это премьер-министр.

«Гейспот» напоминал угольный подвал с баром в одном конце, несколько углекопов танцевали со своими мешками. Самюэль качался у двери между миссис Дейси и Джорджем Рингом, все еще ощущая испуг своим бедром. Он не отваживался посмотреть вниз, опасаясь увидеть на штанине непростительный отпечаток своего ужаса в такси.

– Как космополитично, – прошептал Джордж Ринг. – Посмотрите на этого черного.

Самюэль стер ночь со своих глаз и увидел черных мужчин, танцующих со своими женщинами, закручивая их среди зеленых плетеных стульев, между игровыми автоматами и русским бильярдом. Некоторые женщины были белые, они курили во время танца. Женщины жеманничали и озирались, равнодушные к танцу, будто руки, обнимавшие их, обнимали тела других женщин; взглядами они тянулись к входящим; среди жарких телодвижений они вели себя так, будто занимались любовью с мужчиной и глядели через его плечо на свое отрешенное неудовлетворенное лицо в зеркале.