Прикоснись ко тьме - страница 34
Дрожащими руками я потянулась к маске и резким движением сорвала ее. Из зеркала на меня смотрел Луи Сезар, белый от смущения. Мне захотелось завопить, потребовать прекратить это немедленно, убраться из меня, однако я знала, что все не так просто, поскольку не он, а я вошла в него; каким образом я это сделала и как мне теперь выйти, я не знала. Женщина взвизгнула, вырвала у меня маску и попыталась вернуть ее на место.
– Не стоит так рисковать, мсье! Вы же знаете, что за педанты эти сторожа, – никогда не снимайте маску. – Она зло улыбнулась. – К тому же мне нравится заниматься любовью с мужчиной в маске. – Обвив мою шею руками, она притянула меня к себе. – Мне холодно. Поцелуйте меня.
Я оттолкнула ее и полезла на край кровати, обдумывая, что произошло бы, если бы я упала в обморок. Краем глаза я видела какой-то черный туман; интересно, я смогу проснуться или уже навсегда застряла в этой комнате? Нет, лучше о таком не думать. Женщина вздохнула и легла на спину, проведя рукой по своим грудям. Темно-коричневые соски резко выделялись на молочно-белой коже; она внимательно наблюдала за мной.
– Ты устал, любовь моя? – Рука женщины скользнула ниже, к темным волосам между ног; она усмехнулась. – Иди сюда, я тебя взбодрю.
Пока я соображала, что бы такое ответить, тяжелая дверь распахнулась и в комнату решительно вошла пожилая женщина в сопровождении четырех стражников. Судя по выражению ее лица, она пришла не для того, чтобы присоединиться к нам, слава богу.
– Взять его!
Двое стражников стащили меня с постели, брюнетка взвизгнула и натянула на себя одеяло.
– Мари! Что ты делаешь? Уходи отсюда немедленно! Вон!
Не обращая на нее внимания, та смерила меня презрительным взглядом.
– Всегда готов, как я погляжу. Как ты похож на своего отца! Уведите его, – приказала она стражникам.
Меня выволокли из комнаты, даже не дав одеться. Брюнетка успела швырнуть мне парчовый халат, в который я завернулась; надевать туфли и штаны времени уже не было. Вслед нам понеслись ругательства, которые брюнетка адресовала в основном пожилой женщине. Хотя говорила она не по-английски, я каким-то образом все понимала. А может быть, понимала не я, а мое тело – и давало мне перевод. Во всяком случае, размышлять на эту тему я не могла, потому что стражники поволокли меня сначала по каменному коридору, а затем по длинной лестнице, ступени которой имели углубления от тысяч и тысяч ног, прошедших по ним за несколько столетий. Было темно и так холодно, что изо рта у меня шел пар.
Дойдя до конца лестницы, женщина остановилась и повернулась ко мне. В ее взгляде больше не было презрения, теперь я видела в нем страх.
– Дальше я не пойду. Я уже видела, что тебя ожидает, с меня довольно. – В ее глазах мелькнула жалость. – До сих пор ты жил только потому, что молчал. Сегодня ночью ты будешь наказан за то, что нарушил молчание.
Она отвернулась, а стражники начали подталкивать меня к какой-то черной дыре. У меня было сильное тело, но справиться с ними я не могла. Пытаясь вырваться, я искала женщину взглядом, но она уже уходила прочь, прямая и стройная в своем винно-красном платье.
– Пожалуйста! Мадам! Зачем вы это делаете? Я ничего не говорил, клянусь вам!
Это говорила не я – слова сами срывались с моих губ; женщина не остановилась.
– Если хочешь знать, кому все это выгодно, спроси своего брата, – бросила она через плечо, прежде чем войти в комнату и захлопнуть за собой дверь. Это было последнее, что я услышала.
Лестница, по которой меня вели, была слишком узка для трех человек, но стражникам вовсе не нужно было держать меня за руки – все равно бежать некуда. Лестницу освещали лишь несколько полосок лунного света, просачивающихся сквозь решетки на узких оконцах; мы шли все вниз и вниз. Влажные, покрытые слизью ступеньки были такими крутыми, что я едва не падала, особенно если учесть, что была без башмаков. Я ужасно замерзла; от былого возбуждения не осталось и следа. Но я по-прежнему ощущала между ног некий непривычный предмет, отчего хотелось вопить благим матом. Внезапно я споткнулась, но боль меня даже обрадовала, потому что вернула способность и желание размышлять, о чем я совершенно забыла.