Прикосновение - страница 64
и «Нью-Йоркер»[28]. — Мистер Эдвардс кладет перчатки, которые он до сих пор держал в руках, на скамью. — И опять-таки, как мне кажется, именно здесь произошло нападение ку-клукс-клана на группу марксистов и один из ее членов был убит.
— Убийство? Здесь?
— Ты не знала, что ку-клукс-клан проник так далеко на север, не так ли? Вскоре после этого Бичер бежал. Дом был заложен (это, должно быть, произошло в 1930 году) и куплен женщиной, которая впоследствии стала драматургом. Она жила в Нью-Йорке, а здесь проводила лето. Тебе о чем-нибудь говорит имя Вивиан Бертон?
Сидни качает головой. Мистер Эдвардс наклоняется вперед и обрывает со стебля отцветший цветок.
— По ее пьесам ставили спектакли на Бродвее. Она владела домом до самой смерти в 1939 году. Затем он перешел к семье по фамилии Ричмонд. Похоже, дом порождал не только скандалы, но и таланты, потому что этот самый Ричмонд по имени Альберт писал картины в технике тромплей[29]. Он был именно живописцем, а не декоратором.
— Обман зрения, — говорит Сидни, которая теперь значительно лучше разбирается в натюрмортах, чем год назад.
— Вот именно. Он создавал совершенно немодные, но очень хорошие картины в стиле Харнетта и Пето[30]. Одно из его полотен висит в художественном музее в Бостоне. Я уже давно собираюсь пойти взглянуть, но все времени не хватает.
— Давайте как-нибудь сходим вместе, — предлагает Сидни. — А потом пообедаем.
— Прекрасная идея, — с энтузиазмом соглашается мистер Эдвардс.
Следует пауза, во время которой каждый из них думает о будущем. О будущем, в котором их ожидают совместные обеды, прогулки и продолжительные беседы.
— Так вот, — этот художник, Ричмонд, — продолжает мистер Эдвардс. — Он проводил на Вторую мировую войну троих сыновей. Он был слишком стар, чтобы воевать, но у него были сыновья. Возможно, одна дочь. Столько приходится слышать о материнском горе, но мало кто думает об отцах.
Сидни молчит. Она пытается представить себе отца, который отвозит на вокзал сначала одного сына, потом другого, затем еще одного, провожая их в Европу или на Тихий океан и не зная, вернутся они или нет.
— Сыновья вернулись? — спрашивает Сидни.
— Не знаю, — говорит мистер Эдвардс. — Дом не перешел ни к одному из них, но это вовсе не означает, что они погибли. Это было бы ужасно — потерять троих сыновей, как ты думаешь?
— Страшно себе представить.
— После этого дом приобрели некие Симмонсы. Они пользовались им исключительно как летней резиденцией. Вынужден отметить, что они его очень запустили. Затем в восьмидесятые годы его купил пилот авиалиний «Вижен». Ты слышала о той катастрофе?
— Да.
— И я, то есть мы с Анной, приобрели этот дом у вдовы. Я не люблю наживаться на чужом несчастье, но его все равно кто-нибудь купил бы. Я утешаю себя мыслью, что мы о нем заботимся как можем.
— Дом изумителен, — говорит Сидни. — Он мне всегда нравился. Не уверена, что теперь смогу воспринимать его, как прежде.
— Теперь ты станешь частью истории этого дома. — Мистер Эдвардс, похоже, произносит это с чувством изрядного удовлетворения.
— Но и вы тоже, — указывает на очевидное Сидни.
— Сидни, ты счастлива? — неожиданно спрашивает он.
Сидни изумлена.
— Да, — отвечает она, прижав руку к груди. — Я надеялась, это заметно.
— Я очень рад. Я боялся, что ситуация с Беном и Джеффом омрачит твое счастье. И иногда задавал себе вопрос, не побоишься ли ты еще раз выйти замуж. Надеюсь, я тебя не обидел.
— Нет, — успокаивает она его. — Это точно. Я не боюсь. Может, я должна бояться, но не боюсь.
— Мой сын — хороший человек, — заявляет мистер Эдвардс, что в данных обстоятельствах выглядит несколько странно.
— Я знаю, — отвечает Сидни, тронутая подобным отцовским одобрением.
Дрожь глянцевых листьев на кустах тем временем превратилась в трепетание. Небо, совсем недавно серое и угрюмое, выгляди драматично: оно одновременно угрожает и дарит надежду. На западе стоят темные тучи, на востоке виднеется голубизна в разрывах облаков.
Сидни переводит взгляд на дом. Монахини и священник. Незамужние матери. Марксисты и жертва убийства. Драматург и художник. Возможно, он обедал в одиночестве, каждый вечер изучал карту, втыкал флажки туда, куда, по его мнению, отправили его сыновей. А затем вдова пилота, пытающаяся совладать с натиском прессы. Сидни помнит лица пилотов на телеэкране. Они казались такими заурядными.