Принц Генри - страница 11
Ни черта не весело.
Итак, сегодня вечером я прогуливаюсь по замку.
В конце концов оказываюсь в библиотеке на первом этаже. Падаю в кресло за столом, беру первый лист из папки документов и начинаю перечитывать законы, регулирующие брак наследного принца. По сути, эти законы – список требований к невесте. «Подтвержденное аристократическое происхождение в рамках признанного брачного союза».
Ниже, правда, говорится, что незаконнорожденные дети тоже могут быть признаны аристократами, в крайнем случае. Надо же, какие у нас открытые нравы. «Заверенные документы о гражданстве Весско по праву естественного рождения».
Ну понятно – не клон и не из яйца вылупился.
«Девственность свидетельствуется посредством введения двух пальцев доверенного королевского терапевта во влагалище, чтобы подтвердить целостность тканей девственной плевы».
Что за больной ублюдок такое придумал? И совершенно точно мужчина. Я сомневаюсь, что они изложили бы все настолько же детально, если б закон требовал, например, обследования простаты, обязательного для всех членов Парламента.
– Я заварю чай. Не желаете чашечку?
Поднимаю взгляд и в дверях вижу Фергуса в халате и тапочках, с помятым раздраженным лицом.
– Я не знал, что ты уже проснулся, Фергус.
– Разве можно спать спокойно, когда ты бродишь по коридорам, словно кот в поисках самки?
– Прости.
– Так будете чай или нет?
Откладываю документ обратно в стопку.
– Нет, спасибо.
Он поворачивается, чтобы уйти, и вдруг смотрит на меня через плечо и тихо добавляет:
– С королевой было так же.
– Что – так же?
– Она мало спала. Когда Ее Величество была юной девушкой, то спала по три часа, а потом вставала и была похожа на того гротескного грызуна с большим барабаном.
Он имеет в виду кролика из рекламы «Энерджайзер».
– Я не знал, что и у бабушки так было, – мягко говорю я.
Он ковыляет к книжной полке, проводит пальцем по переплетам книг, потом вытаскивает толстенный том.
– Ей помогало чтение. Вот эта книга у нее была любимой.
Том с тяжелым стуком опускается на стол передо мной.
«Гамлет». Интересно.
– Ты же понимаешь, что они все померли? И король, и королева, и милый принц – в конце все померли.
Не самое лучшее чтиво для приятных сновидений – особенно в нашей семье.
– Я сказал, это был выбор твоей бабушки, не мой, – отрезает он и, шаркая, удаляется.
Листаю страницы и говорю сам с собой.
– «Всего превыше: верен будь себе…»[11] Легко сказать, Полоний.
Это ведь совсем не моя жизнь. Никогда ею не была. Титул, ответственность, брожения по коридорам огромного каменного чудовища, когда компанию мне составляет только звук собственных чертовых шагов… И если мне тут нужно таким вот образом «акклиматизироваться», этого не происходит.
Потому что Николас ошибается. Я – его «слепое пятно», так всегда было. Раньше я этим пользовался. Он добрый и желает добра мне… но он ошибается.
И мы все круто попали.
Тишина смыкается вокруг меня, и я начинаю нервничать. Тут как в чертовой гробнице. И слова звучат во мне чужим призрачным шепотом:
«Верен будь себе, Генри…»
Может, в том и проблема? И решение.
Резко встаю, начинаю ходить туда-сюда. Мне нужно подумать, а думаю я всегда лучше, когда двигаюсь. Еще лучше, правда, получается после хорошего секса, но если б да кабы да во рту росли бобы…
В общем, суть в чем – я ведь уже долго не чувствовал себя самим собой. Мне нужно вернуться к себе самому, хоть ненадолго. Снова вернуть ту чертовщинку, легкую безуминку.
А еще мне нужны женщины – может даже, целый десяток женщин.
Да, у меня дерьмово получается с политикой и с гольфом, дерьмово получается делать то, что мне говорят, зато мне всегда отлично удавалось развлекать других. Устраивать шоу. Делать людей счастливыми. Уж что-что умею отлично – так это делать из жизни вечеринку.
Разглядываю эту идею со всех сторон, мну, как пластилин, пока наконец она не начинает обретать форму. Я ведь обо всем этом не просил, но пора бы уже возглавить этот бардак. И раз уж мне суждено потерпеть сокрушительное поражение, то пусть я хотя бы сделаю это по-своему. Провалюсь – так с громким треском.
И с вечеринкой. Нескончаемая вечеринка на целый месяц, и двадцать прекрасных женщин, из кожи вон лезущих, чтобы мне понравиться.