Пришествие Зверя. Том 2 - страница 4
— А должны ли? Что ты скажешь, когда уничтоженным окажется не только твой орден, но и четыре других? Нам нужно тщательно выбирать сражения.
— Есть лишь одна битва, в которой мы обязаны принять участие. Мы — Последняя Стена. Мы не падем. Наши предки не отступили на Терре, когда казалось, что надежды больше нет. И мы сейчас не можем проиграть.
Лицо Боэмунда выглядело кошмарно, наполовину сожженное орочьим псайкером. Вторую половину закрывала металлическая маска с немигающим аугментическим глазом. Та часть, что состояла из плоти, была настолько густо покрыта шрамами и ранами, что практически утратила способность принимать свойственные человеку выражения.
— Слова истинного сына Дорна. Я одобряю настрой.
Храмовник налил себе большую порцию неизвестного Курланду напитка, предложил Кулаку присоединиться, но тот покачал головой, и маршал поставил бутылку обратно на стол.
— Если позволишь, я бы хотел привести аналогию.
— Верховный маршал, сейчас не время для историй…
— Она займет всего минуту.
— Хорошо, — сдался Резня.
Боэмунд жестом указал на пару простых металлических стульев, и воины сели друг напротив друга.
— Сигизмунд был сыном Дорна, и примарх так ценил его, что в момент основания моего ордена подарил один из своих любимых кораблей — «Вечный крестоносец», ставший ключевым орудием в наших усилиях по расширению зоны влияния человеческого рода. Великолепный звездолет. Но сейчас он стоит на ремонте в верфях Кипры Мунди и не вернется в строй еще двадцать лет. Мне очень жаль, что этот корабль не с нами.
— И что ты хотел этим сказать, верховный маршал?
Боэмунд выпил содержимое своего кубка и удовлетворенно крякнул. Из-за того что разорванный рот больше не закрывался до конца, тонкая струйка слюны стекла с изуродованных губ. Храмовник привычным движением вытер ее извлеченным из рукава платком.
— «Вечный крестоносец» воплощает в себе дух нашего ордена и его основателя. Сигизмунд поклялся, что Черные Храмовники никогда не будут знать отдыха, не будут строить стены, но будут идти вперед, выполняя ту задачу, для которой Император нас создавал, — объединяя Галактику под властью человека, а не наблюдая за тем, как его творение рассыпается, выдавая это за защиту. Сыны Дорна известны своим талантом к обороне крепостей. Но не те, кто последовал за Сигизмундом. Для нас нападение — единственная форма защиты. Наши клинки — это парапеты, а танки — бастионы. И они лучше всего работают в наступлении. В стенах нет смысла, если враг может спокойно жить за воротами.
Вне совета магистров Боэмунд рисковал куда сильнее и не стеснялся напрямую поддевать Имперского Кулака. Однако Курланд не поддался на провокацию.
— То есть ты считаешь, что Терра потеряна, — спокойно заметил он.
Как и ожидалось, Боэмунд не дал прямого ответа.
— У нас есть более значимые цели, брат, — сказал Храмовник. — Мы должны ударить сейчас и привести орков в замешательство. Если мы уничтожим три-четыре их луны, им придется обратить на нас внимание. Ударим по той, что висит над Террой, — и большая часть Империума продолжит пылать.
— Но Терра будет потеряна. А как же Император?
Странное выражение мелькнуло на том, что осталось от лица Боэмунда.
— Император вечен.
— Верховный маршал, ты носишь у пояса меч Сигизмунда, — Курланд указал на оружие Храмовника, — и в нем есть фрагмент клинка самого Дорна, сломанного в ярости, когда примарх не смог защитить своего повелителя. И тем не менее ты хочешь позволить подобному случиться снова. Скажи мне, верховный маршал, чьи клятвы для тебя важнее? Данные вашим основателем, Чемпионом Императора и первым Храмовником, который, несмотря на все свое величие, был всего лишь космодесантником? Разве обеты примарха не являются более важными, ибо он был создан самим Императором и таким образом возвышен над остальным человечеством? Ты хочешь отречься от своего отца, последовав за его сыном?
Боэмунд посуровел:
— Ты обвиняешь меня в ханжестве, Курланд?
— Я прошу тебя расставить приоритеты, вот и все. Если ты слышишь в этом обвинение, то оно идет из глубин твоей души, а не от меня. — Имперский Кулак подался вперед. — Мы не всегда можем следовать за желаниями наших сердец, какими бы благородными они ни были. — Воин сделал паузу. — Ты дорожишь «Вечным крестоносцем» так же сильно, как своими обетами?