Приставы богов - страница 12
некоторая мода на демонстрацию силы, но она обычно практиковалась в собственном круге, вне его показать что-либо исключительное не представлялось никакой возможности.
***
Внезапно, за спиной прогремел страшный гром, Зуав от неожиданности пукнул.
В другое время эта реакция показалась бы ему нормальной, но сейчас, не испытывая ни голода, ни жажды, обнаружить в себе желудок, было удивительно.
Прямо за спиной, растопырив ноги стоял бог, никого другого встретить здесь Зуав не ожидал.
— Одет стандартно, незатейливо, никакой фантазии, — это была первая мысль.
Вставая, он на ходу лихорадочно планировал свои дальнейшие действия.
Скопировав позу оппонента, Зуав облокотился на посох, предварительно сделав его золотым.
Зверь и стихия удрученно молчали, ощущая свое бессилие в данной ситуации, но Зуав все-таки чувствовал их немую поддержку и готовность следовать за ним до конца, эта самоотверженность и верность придала ему силы.
— Много золота, тяжелой ткани и меха — лоха видно из далека.
Это была его вторая мысль.
Правда, сам Ам-вах Зуаву понравился, в нем было что-то простое, родное и знакомое.
Прищуренные, близорукие глаза и немного красноватое лицо борода белая, но не седая.
Осанка, одежда и поза просто криком кричали: «Наш хозяин не уверен в себе!».
Почему-то Зуаву показалось, что если он молча постоит минутку другую, то Ам-вах аккуратненько, украдкой, обойдет его и стремглав кинется в туман своего мира.
Пауза затянулась, чтобы не усугублять и без того тяжелое положение, Зуав поднял правую руку и сказал:
— Привет! Как дела?
Ам-вах догадался, что все было зря, его никто не испугался. Опустив глаза, он угрюмо буркнул:
— Привет!
Что делать дальше никто не знал, снова воцарилось гробовое молчание. Зуав не понимал, как закрепить знакомство, а Ам-вах никак не мог решить, как отцепиться от этого проходимца.
— Я право не знаю как к вам обращаться.
Неуверенно начал Зуав.
— Я, как бы, только что зарегистрировался, сформировался и получилось так, что первой необходимостью стало посещение именно вашего мира.
Зуав решил пойти испытанным, дедовским способом. Если человек нерешительный, значит можно предположить, что у него есть совесть.
— Меня зовут Зуав.
Сказал он, и подошел к Ам-ваху, с протянутой рукой. Бог по инерции пожал ее.
Контакт вроде бы состоялся. Чтобы закрепить его, Зуав изобразил самый доверительный взгляд, на который был способен и тоном молодого, неопытного, любознательного ученика продолжил.
— Не зная законов, я может быть поступил неэтично, заговорив с вами первым, но мне необходим совет, я отвлеку вас буквально на пару минут.
В образовавшуюся паузу, Ам-вах отчаянно боролся с неожиданным желанием почесать раззудевшийся подбородок.
Натягивая нижнюю губу на зубы, он в начале попытался сделать это изнутри, но никак не выходило.
Зуав не понял столь выразительной мимики.
Ам-вах же резко обхватил свободной рукой щекотное место, крепко сжал его и насупив грозно брови, осипшим голосом промолвил.
— Я Ам-вах, властелин Земли!
Ам-вах понимал, что не сможет отказать этому нахалу в гостеприимстве, так случалось всегда, когда он возвращался домой через парадные ворота.
Некоторые боги даже не пытались ему понравиться, они просто выдумывали какой-либо повод и тупо напрашивались погостить на некоторое время.
Но теперь было нечто приятное в этой слабости, ведь Ам-вах задумал все стерилизовать, а без людей ни один бог не сможет задержаться на его земле, потому как правило гостеприимства гласило: «мотивом для самовольного пребывания на чужой земле, умещается в одну фразу: „Я нужен людям!“ — то есть гуманитарная миссия».
— Я выслушаю тебя, но повлиять на решение бога значит вмешаться в его внутренние дела, а это не по правилам.
Зуав про себя улыбнулся, наживка съедена, осталось пожалобней рассказать всю правду.
— Как вы знаете, одна из целей гласит: «Убей колдуна и скорми его печень волку», а мне на пути подвернулся этот симпатичный волчище.
Он жестом указал на животное.
— Сами понимаете, я и развернул свой круг, теперь для того, чтобы его замкнуть необходим один из ваших колдунов.
Зуав старался не моргать, от этого на глаза навернулись слезы.