Притяжение Балтии - страница 3

Это очень важно для правильного понимания отношений русских в Балтии и балтийских народов. Это не отношения представителей разных социальных классов, а представителей разных культур, причём балтийские русские — «нормальные», репрезентативные представители своей, русско-советской, культуры.

Прежде чем перейти к вопросу об отношении русских к балтийским народам, в среде которых они оказались, посмотрим, каким было отношение балтийских народов к приезжим. Отношение коренных народов Балтии к русским, народу-завоевателю, хорошим быть не могло. Английский корреспондент, которому в 1944 г. в составе группы корреспондентов стран-союзников удалось побывать в недавно освобождённом от немцев Таллине, писал: «Вскоре нам стало очевидно, что эстонцы ненавидят и презирают русских... Я не думаю, что кому-нибудь из нас встретился человек, у которого нашлось доброе слово о русской реоккупации» [Misiūnas, Taagepera 1993, p. 72].

Но русские были не просто завоевателями, они были «ещё хуже» — «колонизаторами», «колонистами», наплыв которых постепенно менял национальный состав населения Балтии и национально-культурный облик балтийских стран. Эстонцы, латыши и, в меньшей степени, литовцы с ужасом наблюдали, как из года в год растут число и удельный вес мигрантов. Наиболее угрожающим было положение в Латвии, где к 1989 г. удельный вес латышей в населении снизился до критической цифры — 52 %. Очень легко было предположить, что лет через 30—50 народы Балтии превратятся в меньшинства в своих странах. Русские мигранты, таким образом, были не только живым напоминанием об утраченной независимости, о том, что народы Балтии больше не хозяева в своём доме, но и носителями совершенно реальной смертельной опасности, нависшей над национальным существованием балтийских народов, во всяком случае латышей и эстонцев.

Естественно, что мигранты вызывали ненависть, сочетавшуюся с презрением и ощущением собственного превосходства. В условиях СССР эту ненависть приходилось подавлять, но от этого она не только не исчезала, но становилась ещё ожесточённей. В Эстонии почти открыто распевали песню, в переводе звучащую приблизительно так: «Убирайтесь, убирайтесь из нашей страны те, кто ест эстонский хлеб, но не говорит по-эстонски» [Misiūnas, Taagepera 1993, p. 715].

А. Ливен пишет: «Я видел эстонцев, обычно таких спокойных, которые буквально тряслись от ненависти, когда говорили о "азиатских, монгольских варварах", которые поселились среди них, и об их грязных привычках»^>8. Эта ненависть и презрение воспринимались буквально с молоком матери. А. Ливен сам слышал, как матери ругали и стыдили своих детей: «Ты кушаешь, как русский» и «Ты ведешь себя, как русский» [Lieven 1993, р. 185—186]. Эстонский эмигрант американский исследователь Т. Пармит пишет: «...эти мигранты стали символизировать московское правление в Эстонии. ...Русские стали мишенью бесчисленных этнических шуток. Практически всё плохое в Советской Эстонии определяется местными уроженцами как vene vark, или "русское дело"» [Panning 1978, р. 56]. В Латвии и Литве отношение было приблизительно таким же, может быть, в Литве, где русских было меньше и угроза от них так не ощущалась, чуть получше.

Как только исчез или даже ослаб страх и появилась надежда на свободу и национальное спасение, ненависть и презрение стали выплескиваться наружу в балтийской публицистике и в разных, иногда совершенно гротескных, высказываниях балтийских политиков. Крупный и вполне «респектабельный» политик Эстонии, один из создателей НФЭ Тийт Маде мог сказать в 1988 г.: «Редко можно встретить приятного, дружелюбного и добродушного русского. Их почти нет... Агрессивность, необходимость показать силу и выдавание чужих успехов за свои... Даже в любви проявляются агрессивность, насилие. После изнасилования женщины приходят любовь и наслаждение... Русские должны почувствовать, что империя распадается. Надо, чтобы они испытали потрясение и поняли, что не являются центром земли» [Советская Эстония 1989, с. 3]. В публицистике балтийских народов в этот период общим местом были обвинения русских «мигрантов», в образе которых причудливо сочетались два плохо вяжущихся друг с другом, но одинаково неприятных аспекта («люмпены» и господа-колонизаторы), в общей некультурности, пренебрежении культурами и традициями балтийских народов, нежелании учить балтийские языки и т. д. И, как это часто бывает, эмоционально окрашенные стереотипы массового сознания легко проникали в научную литературу. Например, Р. Мисиюнас и Р. Таагепера пишут, что «...мигранты представляли собой чуждый класс колониальных господ, не способных и не желающих интегрироваться в национальные балтийские языки и культуру» [Misiūnas, Taagepera 1993, p. 129].