Притяжение II - страница 9
Плюнув на друзей, в прямом смысле, я нахмурилась и зашла внутрь. Стерильная обстановка, ударившая по глазам безупречно белым светом, исходившим отовсюду, отпугнула мгновенно. Запах хлорки и розмарина. Ужас. Предполагается, что это должно успокаивать. Постеснявшись присесть на белоснежное кожаное кресло – ненавижу кожаные кресла – я подошла к фикусу. Он единственный в этом мертвенном месте выглядел живым. Точнее, доживающим. Тягостно вздохнув, я обернулась на звук шагов. Вот она – Доктор Штраус.
– Амелия Уэйнрайт?
– Да, – с виду обычный доктор в белом халате. Блондинка с идеально ровными зубами и длинными пальцами. У него тоже длинные чувственные пальцы… Отогнав наваждение, поплелась за доктором в кабинет. Увы, обстановка там не лучше. Осмотревшись в поисках места, куда было бы не так стыдно присесть, я осталась стоять на пороге.
– Присаживайтесь, не стесняйтесь, – мне снова указали на белое кожаное кресло.
– Ненавижу кожу, – призналась я.
– Угу, – хмыкнула доктор, присаживаясь за стол и раскрывая тетрадь формата А4. – Вы хотите это обсудить?
– Что, простите? Кожу на кресле?
Доктор испытующе глядела на меня.
– Нет. Не хочу.
– А о чем вы хотите поговорить?
Я молчала. Я вообще не хотела говорить. Но Одри настояла, пообещав, что доктор Штраус сотворит чудо. Пока никакого чуда не произошло, а вот я была на грани того, чтобы сотворить что-нибудь.
– Если хотите – вы можете молчать весь прием. Это ваше право. Обычно, когда так начинается, к пятому или шестому сеансу пациенты готовы разговаривать.
– Вы когда-нибудь любили? – я апатично взглянула в ее безжизненные серые глаза.
Она каждый день слушает истории жизни других людей. Истории, навсегда перевернувшие чей-то мир. Истории, убивающие или воскрешающие души. Истории, полные зла, боли, ненависти, кошмара. Полные чужих пролитых слез, бессонных ночей, резаных вен. Истории, наполненные жизнью. Но они отражались в ее глазах полным безразличием. Может ли такой человек помочь мне чем-то? Способна ли она вообще что-то чувствовать? Не уверена, что глухая душа способна исцелить умирающую…
– Мы сейчас говорим не обо мне. Но, как понимаю, вам разбили сердце?
– Разбили сердце, – я попробовала на вкус слово, все так же стоя в дверях. Если бы мне просто разбили сердце, было бы не так больно. Мне порвали на куски душу, после чего топили куски в серной кислоте, а потом то, что осталось, бросили на съедение голодным гиенам. Так что там сказала доктор? Да, кажется, профессиональный термин…
– Это называется – принятие неизбежного. Как вы, должно быть, знаете, существует пять стадий. Отрицание, гнев, торг, депрессия и после – принятие. Скажите мне, Амелия, вы готовы принять произошедшее?
Я молча и с грустью смотрела на женщину. За ее спиной в рамочках висели дипломы. За заслуги, за достижения, за помощь… Положив на стол деньги, ровно столько, сколько стоит прием, я развернулась и молча вышла из кабинета. Лишь на улице смогла вздохнуть полной грудью и поняла, насколько прекрасно – дышать. Просто так стоять, закинув голову наверх, смотреть, как там, высоко в небе, чуждые земных трудностей и проблем, парят ласточки. Они кричат, а их крики уносит ветер и растворяет в вечности. У них все просто. Любовь – это любовь. И только мы, люди, любим усложнять и рвать свое сердце. Такое чувство, что без страданий наша жизнь не будет полноценной. Словно страдания говорят нам, что мы все еще живы. Но чего стоит такая жизнь?
– Ну, подруга, гони деньги, – Итан выставил руку, сорвав куш. Я и пяти минут не провела в кабинете леди Шизика.
– Да иди ты, дурень, – злобно шикнула она, обнимая меня за плечи.
– А теперь послушайте меня. Верно говорю. Ваши мозгоправы ни черта не смыслят в излечивании душ. Трепом ее не вылечить.
Итан абсолютно прав. Я не хочу говорить. Не хочу думать. Мое желание – я бы легла на поверхность воды и пусть она уносит меня, далеко-далеко, на середину океана, где абсолютная тишина. Лишь тишина способна излечить душу. Рано или поздно, она отринет стоны, омертвеет и перестанет бороться за жизнь, обвиснув безвольным флагом.
– Ну и что ты предлагаешь, доктор умник?