Прививка от невежества - страница 17
(современный перевод третьего стиха тибетского апокалипсиса)
Из-за нарушения баланса продуктов Инь и Ян, основных составных частей на Земле, произойдет химический распад окружающей среды, с последующим разрушением любой жизни на Земле. Химизм Космоса, согласно законам Вселенной, будет восстанавливать баланс, так как по тем же законам: ничего не разрушается, а восстанавливается, переходя в другое состояние. Самым концентрированным Ян, которому подвержена Земля, является Солнце. В связи с изменением и открытием озоновых дыр, в ближайшем будущем лучи, не преломляясь, будут объянивать, т. е. выжигать Землю. Растительность и более высокоорганизованные клетки, до человеческих, будут не в состоянии перерабатывать радиацию Солнца. Одним из главных определений Ян является горечь, и существует большая вероятность, что вся вода объянившись, вкусом и по химическому составу будет аналогична морской. Тибетские древние записи, предсказав за несколько тысячелетий весь процесс будущего химизма, утверждают, что для отдельных людей, при определенных действиях, сугубо реальных, есть возможность продлевать человеческий род в момент глобальных изменений.
(Институт Космоса. Лаборатория 3441/00)
После лесных открытий, пугающих и радостных, я снова очутился среди клумб с белыми хризантемами. В страшном гнезде, в котором родился и чуть не превратился в ничто, в пустоту, которая может быть только в человеке, потому что именно он, а не кто-то другой на этой Земле может не выполнить даденное Создателем.
Мать по-прежнему терзала подушку. Я уже начал ненавидеть ее непрекращающийся вой, который разрывал душу. Сидел в своей комнате и удивлялся тому, что действительно ненавижу всех, твердо понимая, что при этом никого не боюсь. Да, квакушки оказались великими волшебницами, даже одуревшая мать — и та поразилась, как за короткий срок, за каких-нибудь три месяца, можно полностью измениться, окрепнуть и потерять страх.
Стадо, оказывается, очень пугливо. За год я замучил школу до предела, бесстрашно борясь с тем, что считал несправедливостью. Оказывается, любой человек — слабый и трусливый, а женщины, девочки — как они тогда были мне отвратительны!
В первый день школы я избил, поцарапал и даже искусал тех, кто раньше издевался надо мной. Девочки, восьмиклассницы и десятиклассницы, оказались действительно мерзкими. Они готовы были часами тискаться по темным углам школы с изменившимся и окрепшим зверенышем. Юные женщины первыми ощутили внезапно появившуюся животную силу.
Разве знал я тогда закон природы? Как мог понять, что женщина способна бросить, буквально отшвырнуть от себя все — благополучие, деньги, мужа и даже детей, — если увидит что-то стремящееся, сильное и искреннее, а значит, соответствующее продолжению рода. Космические законы берут свое, хоть и сильно покорежились за очень короткое время. Мои годы страха и унижения рассыпались, жизнь превратилась в поиск.
Великая сила — женщина, источник жизни для стремящегося мужчины. Юные девочки своей женской силой сразу поняли меня. Но я не понимал и потому по-звериному осуждал самые священные чувства, которые породило человечество. Я ненавижу себя за годы непонимания, еще больше ненавижу за годы понимания, потому что долгое время не мог остановиться и ранил прекрасных белокрылых птиц-женщин. Не мог остановиться, упиваясь своей силой. Так пьяный, озверевший охотник стреляет по пролетающим белым лебедям.
Все же не были эти женщины и девочки настолько искренними, как лягушата. А разве могли быть? Мы с лягушатами любили друг друга всего лишь несколько дней, до них о любви я не знал ничего. Они с упоением учили меня, а то, что можно стеснятся, наверное, забыли сказать. И это тоже дало какую-то силу. Лягушата, царевны-лягушки — специалисты по выворачиванию мозгов. Кто же их послал и для чего? А если бы их не было? Даже страшно подумать!
В этот раз я бил в туалете рыжего кудрявого историка. Бил по голове и головой о стену, а он визжал, как неудачно зарезанная свинья, визжал с руками по швам. Слишком много ненависти было во мне. И тут в мужской туалет с грудным криком ворвалась она. Не кто-нибудь, а та, которую боялись все, боялись и уважали, — наш грозный завуч по внеклассной работе. Она схватила меня за руки и начала разжимать пальцы, обрывая кудри историка.