Прививка от невежества - страница 66
Внезапно движения Учителя стали какие-то рваные, как кадры старого кино, начали пропадать фазы ударов, кулак был виден только в начале и в конце. Между этими двумя точками движения не были смазаны или почти невидимы. Между началом и концом не было ничего. Фу Шин продолжал двигаться, его на мгновение не стало, и так же внезапно он появился в нескольких метрах от места, где исчез, потом еще несколько раз. И вдруг исчез на несколько минут, всем показалось, что перед ними соединились мгновение и вечность.
Первым, как гость, обращаясь к Грише, заговорил Зюгай. Он улыбнулся и вдруг, нарушив все традиции, сказал древнюю восточную поговорку: “Был бы ученик, — снова улыбнулся Зюгай, — а Учитель, — он сморщился и махнул рукой, — всегда найдется.” После чего искренне и заразительно рассмеялся.
— Послушай, мальчик, — сказал он, обращаясь к Грише. — по законам Космоса пришло время выбирать школу, которая тебя заберет, сделав своим сыном и будет оберегать. Перед тобой две школы. Нужно сделать продуманный выбор.
Гриша подбежал к Фу Шину и упал на колени:
— Примите, Учитель, — со страхом и надеждой попросил он.
— Ты быстро думаешь, это хорошее качество, — ответил, глядя на него, Фу Шин.
— Поздравляю, мастер, — сказал Зюгай.
И они с Фу Шином поклонились друг другу. Не знаю о чем думал Зюгай, но мне кажется, он часто вспоминает, откуда же Фу Шин знал, что ученик выберет его, ведь отдал уникальную реликвию и ценность, значит — знал. Подарки не забирают, а старые тигры не ошибаются. Может, Зюгай был уверен, что так будет еще тогда, когда в его карман опустился символ кратковременного счастья, а этикеты выполнял, уважая Фу Шина и древние традиции, кто знает?
С того памятного момента у тридцатитрехлетнего Григория Андреевича начался последний этап, который никогда уже не изменится. Его приняла высшая школа жизни.
А ведь Чуйская долина — родина северо-тибетской школы. Тибетская школа — вершина всех школ в мире, древнейшая школа, школа “Тигр-Дракон”, школа Инь-Ян. Тигр и Дракон, тело и дух имели технику всех школ в мире, технику соединения Инь-Ян, соединения легкого с тяжелым, сжимающегося с расширяющимся, вбирающего с отдающим. Но были еще школы корейские, дунганские, уйгурские и киргизские.
Я понял, как будет нелегко. Стало жалко ребят, но предложить им вернуться — означало оскорбить. Я понимал, что здесь обычными диспутами, как на родной Украине, не обойдешься. Вспомнив еще раз о ребятах, меня осенило: ведь все, что я им говорил, они не принимали всерьез и решили прошвырнуться в увлекательную поездку. Что же делает с людьми невежество! Экскурсия в смерть? Я вспомнил невежество города, куда менее опасное.
С медиками было легче, их хотя бы можно ставить перед фактом излечения. Пусть не понимали то, что я им вдалбливал, но факт есть факт. Впрочем, о медицине чуть позже. Зато с религиозными фанатиками был кошмар. Больше всего вывели из себя евангелисты, ранее они назывались баптистами и протестантами. Евангелисты однажды попались мне на турбазе. Я отдыхал с ребятами летом, после тяжелого города, потока больных и всяких, благодаря свободе появившихся чудотворцев. Мы сидели в домике и вели прекрасную беседу за чашкой зеленого чая. Внезапно раздалась громовая музыка и лес взорвал рок-н-ролл. Голоса радостно и фальшиво начали орать дикие слова: “Спасибо, Иисус, что тебя распяли, спасибо, что ты за нас пострадал.” Мы выбежали из домика и ахнули — они при всем этом еще и лихо отплясывали. Потом самый главный, как оказалось, пастор, вдруг заорал в микрофон:
— Теософия, оккультизм, буддизм и остальные демоны, прочь отсюда!
Это было уже слишком, хотя бы потому, что затрагивало уважаемых мною и ребятами людей: Блаватскую, Рерихов, Андреева, Гумилева и еще многих, самых лучших русскоязычных. Мне, наверное, стоило не спешить, внимательно осмотреться и разобраться, но усталость и желание побыть в тишине взяли свое.
— Послушай, дорогой, — сказал я, отвлекая пастора от микрофона. — У тебя что, монополия на истину?
Он посмотрел на меня абсолютно тупыми и пустыми глазами.
— Почему это ты назвал нас демонами?