Признание в любви - страница 12

— Фуке — настоящий художник, как я уже говорил. Но ведь здесь еще есть металл, и он похож на золото. Это чьи-то сережки? У кого ты их украл?

— У Джозефа Муджина, но я их не украл. Я купил у него эти серьги, а он запросил за них большие деньги. Я взял деньги взаймы — мне пришлось не только покупать серьги, но и платить золотых дел мастеру за то, чтобы он расплавил серьги и подготовил для нас металл, и все это обошлась мне примерно в пять фунтов.

— Но Фуке конечно же поучаствовал в расходах?

— Это хорошая шутка! — Леконтре рассмеялся. — У него в кармане никогда не было и су, хотя он продает много своих замечательных деревянных вещиц на тюремном рынке.

— Но на что он их тратит? — Филипп уловил выражение глаз маленького мужчины и все понял. — Ты еще не сказал, а я уже догадался. Он игрок, этот Фуке.

Гастон в отчаянии воздел руки.

— Мой бедный друг, — с горечью произнес он, — любит все азартные игры, будь то игра в карты, в три соломинки или подбрасывание монеты — ему все равно. Он живет лишь для того, чтобы заключить пари, и даже еда уходит на то, чтобы оплачивать долги.

— Но ведь это строжайше запрещено. Заключенным не разрешается проигрывать свою одежду, постельное белье или паек. Фуке знает об этом так же хорошо, как и ты.

— Однако все французы играют, мой лейтенант, и никто не может этому воспрепятствовать. А потом, видите ли, это все, что у него есть. Вам разрешены прогулки в город, за стены замка, беседы с людьми на улицах и в магазинах. Для вас открыты дома, вас ждут в гости, а за городом есть зеленые поля, на которые вы можете взглянуть, даже если вам не позволено там побродить. Сам я здесь, в тюрьме, тоже общаюсь с людьми. Я люблю ходить в гости к моим друзьям, обмениваться новостями, беседовать о том, о сем. Я научился разным ремеслам, помогаю в госпитале и работаю на вас, лейтенант: зажигаю вам свет, добываю дрова и уголь, чищу сапоги и одежду. Короче говоря, я постоянно занят. Но у бедняги Фуке нет ничего, кроме резьбы по дереву, и с наступлением темноты они зажигают свечку, садятся вокруг нее и ставят на кон свои души, чтобы развлечься.

— Но он, должно быть, слуга офицера, как и ты. Это вносит разнообразие в жизнь и приносит хотя бы три пенса в день.

— Фуке никому не слуга. Он говорит, что служит лишь самому себе и Франции.

— Такая гордыня приведет его к гибели.

— Да, конечно, и я говорил ему об этом, но что можно поделать с этим непомерным упрямством? Бывало, я говорил ему, что он, должно быть, сын аристократа, иначе откуда такая гордость. Его эти слова бесили. Он истинный республиканец.

— А ты, конечно, за императора?

— Конечно, лейтенант. — Черные глаза Гастона встретились с насмешливым взглядом Филиппа, и он рассмеялся.

— Ты прекрасно понимаешь, что, если Бурбоны снова вернутся во Францию, ты будешь носить белую кокарду, как и все мы.

— Я француз, мой лейтенант, и, пока сыт и здоров, буду желать того же любому мужчине.

— Ты философ, Гастон.

— Как скажете, лейтенант.

Филипп оставил тему политики и вновь вернулся к кораблю.

— Я вряд ли смогу купить его, — сказал он.

Его денежное содержание в день составляло всего десять шиллингов, еще выручали уроки, которые он давал в городе. Однако Филипп не мог позволить себе снять жилье за пределами тюрьмы, как это делали некоторые его товарищи-офицеры.

Гастон принялся уверять его, что они уже нашли покупателя, торговца Мэттью Тейлора, который обещал заплатить за корабль тридцать фунтов.

— Это хорошая цена, — согласился Филипп.

— За год работы, лейтенант.

— Тогда это не столь хорошая цена, хотя, я думаю, он может поспорить и сказать, что вы имели бесплатную квартиру и стол, когда мастерили кораблик.

Затем Гастон рассказал лейтенанту о подагре торговца, которая в тот день помешала ему приехать на тюремный рынок. Приказчик Тейлора передал записку с просьбой, чтобы кто-нибудь из офицеров, находящихся в условном заключении, принес корабль ему домой, так как джентльмен, намеревающийся его купить, на следующий день собирается приехать в Доувертон.

— И поэтому, мой лейтенант, — добавил Гастон с надеждой в голосе, — я перед вами.