Призрак бродит по Техасу - страница 6

Они, сделал я вывод, видят перед собой красивого, прекрасно сложенного человека с выразительным лицом, ростом в восемь футов восемь дюймов и массой в 147 фунтов с экзоскелетом и в 97 без него. Человек этот состоял из кожи, костей, сухожилий, хрящей, узких артерий и вен, разнообразных внутренних органов малых размеров, фантомных мускулов и высоколобого черепа с двумя узлами челюстных мышц. Его скрывал плотно облегающий черный костюм, позволяющий видеть только глубоко посаженные глаза и прекрасное трагическое лицо со, впалыми щеками.

Этот поистине великолепный, романтичный, довольно худощавый человек стоял на двух титановых рифленых подошвах, от внешнего края которых поднимались две узкие тавровые балочки из титана, которые следовали линии его ноги с суставами (в настоящий момент замкнутыми) у колен, а также у титанового тазового пояса и узкого упора для живота. Сзади от тазового пояса отходила вверх тавровая балочка, несущая плечевой пояс и грудную клетку, весьма художественно сделанную ажурной, так что выгнутые поперечные полосы металла точно следовали очень выпуклым ребрам.

У затылка позвоночная балочка служила опорой уютному сверкающему шлему, который сзади изгибался над обритой макушкой, но спереди ограничивался скобой для подбородка и двумя вогнутыми щечными пластинами, чуть-чуть не достигавшими его несколько рудиментарного носа. (В Циркумлуне для согревания или охлаждения вдыхаемого воздуха носовой полости не требуется.)

Тавровые балочки, более легкие по сравнению с ножными, укрепляли его руки и прятали выдвигающиеся стержни. Многочисленные черные пенопластовые ленты скрепляли его с этой конструкцией.

Великолепнейший протез! Полагать же, что худяк или даже жиряк, попадая из невесомости на планету с тяготением или в центрифугу, способен функционировать и без протеза, значит расписаться в самом дремучем невежестве. Восемь электрических моторчиков в основных суставах приводили конструкцию в движение при помощи стальных тросиков, двигающихся под прямым углом к балочкам — примерно по тому же принципу, по которому работали бормашины старинных дантистов. Моторчики работали на миоэлектрических импульсах, поступающих от фантомных мышц и передающихся чувствительными датчиками, укрытыми внутри пенопластовых лент. Источником тока служили наборы изотопных и золото-литиевых батарей, вставленных в тазовый и плечевой пояса.

"Неужто этот красавец хоть чуточку походит на ходячий скелет? — негодующе спросил я себя. — Да. Очень," — пришлось мне признать теперь, когда я поглядел на себя чужими глазами. Конечно, весьма красивый скелет, чрезвычайно элегантный — весь черный с серебром, но тем не менее скелет, да еще восьми футов с лишком в высоту, глядящий сверху вниз даже на великанов-техасцев.

Я понял, что мой гнев, мое неумение увидеть себя таким, каким видят меня другие, возникли потому, что мои родители не нашли во мне ничего патологического или жуткого, когда я предстал перед ними в новом серебристом антигравном протезе — как и длинноволосые, которые сотворили его для меня за бесплатный показ "Гамлета", "Макбета", "Манхэттенского проекта", две вечеринки с джазом и одного "Танца семи покрывал" в исполнении Идрис Макилрайт, несменяемой секс-звезды Мешка — худячки вроде меня, которая смахивала бы на древнюю модную манекенщицу Тини (Твилли? Твигги?), если бы та прошла жесткий курс разгрузочной диеты. Раз в месяц я прошу ее стать моей женой, но она, хотя и бывает ко мне милостива, отвечает решительным отказом под тем смехотворным предлогом, что я втрое ее моложе.

Я взглянул на мою нынешнюю любовь, несравненную Ла Кукарачу. Она смотрела снизу вверх на меня и на мой экзоскелет не только с любящим одобрением, как мои родители, но и с кокетливым лукавством. Однако, когда я опять поклонился ей в надежде вновь услышать взволнованный шепот о нашем свидании, она отпорхнула и извлекла из яркой пачки длинную, очень тонкую бледно-коричневую сигарету.

— Черепуша Кристофер Крокетт Ла Крус, — окликнул меня Эльмо с того места, где он стоял, переговариваясь с Биллом и все еще крепко держа трех карликов. Сюзи сидела на полу, очнувшись от обморока, и смотрела на меня с сухим неодобрением, которое я объяснял моим вниманием к Ла Кукараче.