Призрак и я - страница 5

стр.

Мужчина больше не мог видеть ее в таком состоянии. Его сердце рвалось на части, он знал, что чем дольше она будет думать обо всем, тем хуже ей станет. Это замкнутый круг, из которого для нее уже не существует выхода. Она никогда не сможет мыслить иначе, а значит, не будет счастливой. Так зачем оттягивать момент, лучше обрубить концы и предоставить выбор ей. Он поднял руку над ее плечом и замер на мгновение. Он смотрел на свою кисть и словно не узнавал ее. Он знал, на что способен, но ему было тревожно каждый раз, когда он это делал. Вместе с тем он понимал, что в большинстве случаев дарит людям облегчение и покой. И все же впервые боялся наступления главного момента и одновременно слишком любил ее, чтобы позволить мучиться еще хотя бы минуту. Он протянул руку к ее правому плечу, но не отдернул ее, как обычно, а плотно прижал к ее теплому халату…

И вдруг Лида отчетливо вспомнила, как много лет назад любовалась точно такими же листьями, сидя в лодке в парке «Царицыно», рассматривая отражение деревьев в, казалось, неподвижной воде. Правда, тогда было холоднее, хотя на дворе стоял сентябрь. Она думала, как много всего впереди, какие перемены скоро наступят в ее жизни. Рядом сидел очень дорогой для нее человек. Для Лиды вдруг перестал иметь значение ее возраст, внешность, в голове стояла лишь эта картинка. Только она имела какую-то ценность. «Боже, как грустно! Неужели мы существуем всю жизнь только для того, чтобы нам было что вспомнить в старости? Если это и есть смысл жизни, то он какой-то… бессмысленный», – пронеслось у Лиды в голове, но мужчина уже положил другую руку на ее левое плечо.

«Да, я все помню. Мне тогда исполнилось двадцать лет. Я готова была на все, лишь бы чувствовать тепло его рук, таять от его взгляда. И мы смеялись, целовались, мечтали о будущем, говорили о том, как замечательно, что вообще встретились. Мы катались на лодке, долго, часа два. И я даже сейчас могу ощутить ту всеобъемлющую неподдельную радость. Как же было хорошо! А потом мы пошли в ресторан и там так душевно пели под аккордеон какую-то старую песню. Я уже не помню мотив, только несколько строчек, хотя нет, и они позабылись. Все так реалистично, как будто я снова там. Я беру его за руку, она такая настоящая, теплая. Может, я сплю? И вдруг он говорит: «Я люблю тебя». Так спокойно, почти будничным тоном. Господи, мое сердце готово разорваться от счастья! Я здесь, снова с ним. Лучи осеннего солнца, и его лицо, тонущее в этом золотом сиянии, сверкающе-голубое небо, отдаленные звуки музыки, кружащиеся листья – все переплелось, все смешалось».

Она больше ничего не чувствовала, только радость и покой. Слова, запахи, эмоции, мысли, картинки, чувства – все слилось воедино. Как же хорошо! Если бы она могла еще раз прожить свою жизнь, сейчас все было бы по-другому. Свет, музыка, слова, шум ветвей, блеск воды, его лицо, свет, музыка, слова, шум ветвей…

– Лида! Лида! Мы ее теряем! Срочно в реанимацию! Быстрее, шевелитесь, носилки! Врача! Скорее!

Она уже не слышала голоса медсестер. Она снова была там, где ей хорошо. Она здесь и останется.

Он стоял немного поодаль и не мог оторвать взгляда от этого зрелища. Оно всегда его завораживало. Момент, когда душа отделяется от тела, казался ему священным. Он боролся с собой, чтобы не подбежать к ней, не поприветствовать ее прямо здесь. Ведь все эти годы он ждал минуты, когда она сможет его увидеть. Быть невидимым для существа, с которым проводишь каждую секунду на протяжении многих лет, очень непросто. Это тяжкое бремя, которое он сам взвалил на свои плечи. От Лидиного тела начало исходить голубое свечение. И он понял: ему нужно на время исчезнуть.

Глава 2

Толин

Дата смерти: 10 октября 2053 года. День первый

И вдруг что-то словно выдернуло ее из того ощущения покоя и умиротворенности, в котором она пребывала последние мгновения. Интересно, сколько с того момента, как она попала в плен своих иллюзий, прошло минут, часов? Или это реальность? Имеет ли здесь значение время – не так важно. Главное – она наконец вспомнила, что была счастливой. Но теперь все переменилось. Лида как будто падала, нет, скорее парила в черной невесомости. Она всегда боялась перелетов даже на самолете, что уж говорить про «зависания» в неизвестности.