Призрак Кудеяра - страница 12

Вероятно, всё это самозванство-самохвальство, все тщеславные потуги на «исключительность» являются оборотной стороной смутного инстинктивного ощущения собственной неполноценности.

Что с нами происходит? Что творится? Почему на нашей земле бедствует Русский Народ, а процветает кучка нерусских паразитов? Почему евреям и кавказцам безнаказанно удаётся осуществлять грабёж и геноцид русского и других коренных народов? Почему мы допустили подобное издевательство над собой? Почему позволили всей этой мрази присосаться и пить кровь?

Люди до сих пор не могут понять, что же произошло: в мирное время, в одночасье, вдруг была разрушена и разобрана на куски Сверхдержава; в богатейшей ресурсами стране мира бедняков довели до того, что они стали искать пищу на свалках, а дорвавшаяся до власти и вконец оборзевшая сволочь с жиру бесится и мурлычет: «Ребята, давайте жить дружно!» Неужто всё это — роковая случайность, а страшная разруха — родимое пятно социализма?

События 1991 — 1993 годов высветили зловещую роль евреев- теневиков, поработивших наш радушный, гостеприимный, доверчивый, «лопоухий» народ под лозунгами борьбы с однопартийной диктатурой. Отвергая не только во многом ошибочную практику социалистического строительства в СССР, но и саму Идею, все эти перестройщики и обустройщики не смогли взамен предложить ничего лучшего и всучили народу дичайшую смесь «французского с нижегородским», где мэры, префекты и премьеры вперемешку с дума- ками, дьяками кураевыми и губернаторами под сенью византийского двуглавого монстра со скипетром времён царя Гороха. И конечно же, в качестве государственной и национальной «идеологии» опять было востребовано «русское» православие и христос-спасатель с проповедью рабского повиновения господам.

Кремлёвская клика, служащая интересам нерусской компрадорской буржуазии, повела жесточайшую борьбу с коренными народами, прежде всего, с Русским. На защиту Родины в октябре 1993 г. плечом к плечу встали русские коммунисты и русские националисты. Народное восстание было подавлено танками по приказу ЕБНа: в мясорубке погибли тысячи невоспетых ещё героев. Но пролитая кровь породила десятки тысяч новых бойцов Русского Освободительного Движения. Их девиз — РОДИНА И РЕВОЛЮЦИЯ!

Они знают, КТО виноват, и знают, ЧТО делать. Они — партизаны на оккупированной врагами Родной Земле. Они — вне закона, ибо криминальный режим объявил их преступниками. Да, следуя пути сопротивления Злу, они подвергают себя смертельной опасности; но они знают, что отказавшись от борьбы, погибнут наверняка и бесславно, ибо Добро не терпит предательства. Вглядитесь в лицо Дмитрия Боровикова: в его глазах нет гнева, но такая непреклонность, что страшнее всякого гнева^

В обществе предельно жёстко происходит нравственная поляризация «элиты» отъявленных мерзавцев, их холуёв-шабесгоев[23], и — не смирившихся с произволом людей, сохраняющих достоинство и не потерявших совесть.

Пусть достижимость идеального общественного устройства — несбыточная утопия, наивная мечта; пусть вокруг — сборище подлецов и глупцов, пусть призрачны надежды на то, что люди станут чище и добрее, но если есть Витязи, сознающие это и всё же с открытым забралом и жертвенной решимостью бросающие вызов Злу, значит их подвиги не напрасны. Именно такие одержимые (в высоком ведовском смысле этого слова) рыцари без страха и упрёка оправдывают существование рода человеческого. Они ощущают свой долг — даже не перед людьми, а перед некими таинственными Высшими Силами, повелевающими их сердцем. Великие натуры платят за свои убеждения жизнью, маленькие — зарабатывают ими на жизнь.

Искусство богатеть — есть искусство делать ближнего бедным.

Джон Рёскин.

В чём угодно можно обвинять вождей Русской Революции, но только не в сребролюбии. Древнерусские общинно-вечевые традиции и социалистические идеи объединяло именно нестяжательство, отрицание культа частной собственности и главенствующей роли денег в человеческих отношениях, порицание стремления к личному обогащению за счёт обнищания сородичей. Богатство — это кража у ближнего, у дальнего, у Природы, и потому Языческая Русь всегда была жадна до жизни, а не до наживы. Материальное богатство не служило предметом восхищения, уважения, почтения и, тем более, одобрения.