Призрак Кудеяра - страница 6

РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — ЭТО ФЕНОМЕН ДУХОВНО- ИСТОРИЧЕСКИЙ.

Нам кажется, что в жизни мы руководствуемся собственными убеждениями и опираемся на собственные силы. Но это не так: мы действуем на основе усилий многих поколений. И часто осуществляем цели, которые для отдельных людей кажутся неясными и непонятными. Многое созидается иррационально, стихийно самим народом как организмом, обладающим бессознательной духовной творческой потенцией.

В событиях 1917 г. и последующих годов мы наблюдаем невероятное, мистическое сплетение, необъяснимый клубок совершенно противоречивого, казалось бы, несовместимого. Создаётся впечатление, что Революция подчиняется каким-то объективным внутренним закономерностям Высшей Целесообразности не «сверхъестественного», а глубоко естественного порядка, ускользающим от внимания многих, даже крупных мыслителей — современников тех лет («большое видится на расстояньи»).

Будучи захвачены революционным вихрем, этим Высшим Законам повиновались даже те, кто им противоречил. Как это не покажется парадоксальным, но даже революционеры-безбожники, участвовавшие в Революции, подчинялись подспудным, неведомым им силам, оказывающим на них неодолимое воздействие[15].

Большевики сознательно служили марксизму, но послужили бессознательным орудием для достижения совершенно чуждой им цели — раскрепощения вольнолюбивого Языческого Русского Духа, которого они и испугались пуще всего. Они положили конец господству православия как религии инородной, раболепной, ложной и лживой, оправдывающей злодеяния имущих власть и богатство. И этим они выполнили наказ Истории. Но вместе с водой был выплеснут из купели и ребёнок, то есть истинная, исконная религиозность.

Большевики были правы, когда боролись с церковным суеверием, за свободу совести и мысли, но неправы, когда утверждали, будто всякая религия — «опиум народа». Их воинствующий атеизм был направлен не только против искусственных, зловредных, болезненно- уродливых религий, служащих орудием государственно власти, но против религии как таковой. Они отрицали не только сверхъестественного библейского бога, но и вообще всякую одушевлённость, внутренне присущую живой Природе и человеку, как Её частице. Они были учениками Маркса, который в своих философических построениях стремился представить Мир и человека как можно обыкновеннее и очевиднее, отбрасывая всё то, что не поддаётся его «диалектически-материалистическому» пониманию. Они не могли вместить величавую простоту Языческого миросозерцания и глубину Языческого религиозного опыта. Они так и остались в плену своих убогих занудных догм.

Вообще русское революционное движение шло по пути примитивно-атеистическому, не видя разницы между книжными монотеистическими религиями и религиями естественными, нерукотворными, языческими; считая и те и другие в равной мере мракобесием, порождённым народным невежеством. Ленин, например, писал: «„Народное“ понятие о боженьке и божеском есть „народная“ тупость, забитость, темнота, совершенно такая же, как „народное представление“ о царе, о лешем, о таскании жён за волосы». Язычество вообще, если и упоминалось, то лишь как отжившая ветошь, страх дикаря перед грозными явлениями Природы.

Неприятие того, что российские социал-демократы называли «религией», объясняется узостью и незрелостью их мышления, основанного на слепом поклонении науке с её концепциями «прогресса» и механистического эволюционизма, рационалистической трактовкой истории, плоско-материалистической теорией познания и т. д. Они верили в науку, как в бога, и доверяли учёному, как жрецу. Могли ли они представить себе, что через какие-нибудь полвека наука устами лучших своих представителей распишется в собственном бессилии познать НЕПОЗНАВАЕМОЕ?

Но тогда, в конце XIX — начале XX веков, антропоцентрическая научно-техническая цивилизация бурно развивалась, и в поверхностно образованных кругах общества преобладало подобострастное, а то и восторженное отношение к науке, которая, дескать, решит все проблемы. Наступление «века электричества» и успехи прикладных технических наук способствовали огромному авторитету науки вообще и создавали иллюзию её всемогущества.