Призрак пера - страница 15

Я дала ему чертеж.

Он построил собор.

Именно это я и повторяю себе последние полгода, прошедшие с момента выхода романа, и могу только наблюдать за его успехом из тени.

Разумеется, это не означает, что прошедшие месяцы я только и делала, что страдала, измеряя незначительность своей роли в успехе Риккардо Ранди. Большую часть времени, для разнообразия, мне было совершенно все равно. Сегодня вечером, к примеру, я сижу перед телевизором с бокалом шестидесятилетнего «Бруклади», а на экране напудренный и приукрашенный стилистами Мантенья трогательно говорит о врожденном чувстве эмпатии.

– Молодец, сволочь, так держать, – бормочу я, слушая, как он декламирует написанные мной фразы о влиянии нейронов сердца на повседневную жизнь. Должна признать, выучил он текст очень добросовестно, до буковки, поэтому звучит все вполне искренне, с должной ноткой непринужденности. – Хорошо, и финальная реплика…

– И это, кроме всего прочего, демонстрирует нам нечто очень важное. Что, если позволите, придает смысл моей карьере, работе, которой я посвятил все эти годы, – точно услышав мои мысли, произносит он. – Что наука в данном случае, как и в тысяче других, описанных в моей книге, оказывается не чем-то оторванным от повседневной жизни, от нашего жизненного опыта. Наоборот, она точно объясняет, кто мы, как себя ведем и почему чувствуем то, что чувствуем. Нас, ученых, часто считают кем-то вроде бездушных автоматов, которым интересно только разбирать и смотреть, как что работает, будто все вокруг управляемо, точно машины. Но мы же, черт возьми…

«Черт возьми», разумеется, было моей идеей, но должна признать, Мантенья прекрасно понял, с каким именно выражением это произносить.

– Мы же говорим о человеке! Об отношениях, о себе. И именно в таких случаях наука действительно дает нам ответы, и я чувствую, что моя работа и, осмелюсь сказать, моя жизнь действительно обретают смысл.

Молодец, гад.

Зрители в зале разражаются аплодисментами, отбивая ладони.

Отпиваю еще глоток жидкости с ароматом торфа, довольная своей работой. Готова спорить, Мантенья никогда не позвонит сам и не попросит Энрико передать спасибо, но мне достаточно знать, что в очередной раз с задачей я справилась на «отлично». И, конечно же, что теперь у меня есть все основания просить у Энрико надбавки.

Как раз в ту же секунду именно это имя и появляется на экране моего телефона – не хватало еще, чтобы я же его и накликала.

Трубку не беру, Энрико должен наконец научиться не портить мне субботний вечер, да и звонит он наверняка, просто чтобы поговорить об интервью, которое, разумеется, тоже сейчас смотрел. Вот только всего через минуту телефон снова гудит.

– Ну что такое? – не выдерживаю я. – Энрико, сегодня суббота.

– Со мной-то не притворяйся, что у тебя есть личная жизнь, – отвечает Энрико, и я могла бы обидеться, если бы только, угадайте-ка, что? Верно, если бы это имело значение. – У меня для тебя задание, – сообщает он.

– В субботу вечером? Не можешь оставить меня в покое до понедельника?

– Не будь занудой, тут кое-что очень серьезное, и ты сама поймешь, почему я не мог подождать. И что означают твои жалобы? Ты хоть представляешь, сколько людей мечтают, чтобы им предложили работу, пусть и в субботу?

– Знаю-знаю, время ужасное, люди голодают и все такое. А знаешь, почему я знаю? Потому что, вдруг ты не заметил, но я тоже получаю вместо зарплаты одни крохи. С тех пор как ты последний раз заходил в магазин, то есть с девяностых, все очень подорожало.

Выпустив пар, я спрашиваю:

– Что за работа?

– Знаешь Бьянку?

Бьянка.

Откидываюсь на спинку дивана. Я знаю только одну Бьянку, связанную с издательством, и это Бьянка Дель Арте Кантавилла, автор бестселлеров, о да, но в таком… ох… особенном стиле, что я и слышать ничего о ней не хочу. Так что это не может быть она.

– Какую Бьянку?

– Ты же прекрасно поняла.

Еще пауза.

– Вани, ты здесь?

– Ты же шутишь, правда?

– Куда там, – почти незаметно вздыхает Энрико. – Она слишком занята своими турами и не может сдать книгу в срок, поэтому мы подумали, ну… сделать как с другими. То есть позвать тебя. Ты же готова?