Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время - страница 19

— Совершенно верно. Но здесь живем только мы: я, моя жена и двое наших детей.

— Ни жильца? Ни родственника?

— Никого, — сказал мистер Харрисон. — К сожалению, ошибка.

Дверь затряслась под порывом ветра, и мистеру Харрисону пришлось придержать ее, чтобы она не захлопнулась перед полисменом. У того слетела с головы форменная фуражка.

— Вы лучше войдите, — сказала миссис Харрисон.

— Благодарю вас. — Полисмен подобрал свою фуражку и вошел.

Миссис Харрисон закрыла за ним дверь, которая сотрясалась, точно войти хотел кто-то еще. Перед домом бушевал ветер, пригибая к земле высокую траву вдоль дорожки.

— Очень странно, — сказал полисмен.

— А почему вы его ищете? — спросила миссис Харрисон. — Но может быть, об этом нельзя спрашивать?

— Почему нельзя? Тем более что его здесь не оказалось. Дело идет о происшествии у доктора, вы, может быть, уже слышали. Там вчера кто-то все разгромил. А среди разгрома оставил записку. Так сказать, расписался. Очень все это странно.

Полисмен показал свой листок. Джеймс просунул голову под локтем отца, чтобы заглянуть туда.

— Да, в самом деле странно, — сказала миссис Харрисон. — «Томас Кемпе, Коттедж Ист-Энд». И какими необычными буквами. Они что-то напоминают…

— Надписи на могильных плитах, — сказала Эллен.

— Да, пожалуй. А нет ли другого Коттеджа Ист-Энд?

— Нет, — сказал полисмен. — Мы уже справлялись. Что ж, извините за беспокойство.

— Пустяки, — сказал мистер Харрисон. — Жаль, что мы ничем не могли вам помочь.

Он перелистал телефонную книгу.

— И здесь нет никаких Кемпе. Во всяком случае, в Лэдшеме.

— Какой-нибудь шутник, — хмуро сказал полисмен. — Наверняка тот самый, что на прошлой неделе прошелся по телефонным будкам.

Он еще раз извинился за беспокойство и ушел. Тим следил за ним из-за куста лаванды, а едва полисмен вышел за калитку, выскочил со свирепым лаем, показывая, как разделался бы с ним, если бы увидел вовремя. Харрисоны приготовились коротать вечер. То же, по-видимому, сделал и Томас Кемпе. Ничто больше не нарушило их покой.

— Ясно, что это он, — сказал Джеймс. Он встретил Саймона на углу, и они вместе шли в школу.

— Кто «он»?

— Тот, кто разгромил кабинет доктора. Колдун.

— Откуда ты знаешь?

— Он оставил записку. Подписался. А адрес дал наш. И к нам вчера приходил полисмен.

— А ты сказал полисмену, кто это, по-твоему, такой?

— Нет.

— Почему?

— Потому что никто, кроме меня, в него не верит, и мне это надоело, — сказал Джеймс. — Вот почему.

Остаток дня он был слишком занят, чтобы много раздумывать над своими бедами. В школе действительно оказалась корь. Половина учеников отсутствовала. Это было даже приятно, потому что похоже на каникулы; учителя были добродушны и снисходительны, а порции за обедом неограниченны. Джеймс и Саймон, которые обычно сидели за столом еще с двумя учениками, оказались теперь вдвоем и могли расположиться удобнее, так, чтобы не опрокидывать чернильниц и не попадать локтем в чужую тетрадь. Директор школы мистер Холлингс, который вел их класс, был настроен экспериментировать. Ученики решали какую-то особую задачу, для которой им надо было измерять спортивную площадку и много бегать с линейками и диаграммами. Они продолжили также работу над темой «Греция», для чего мистер Холлингс принес из библиотеки несколько новых книг, чтобы по ним справляться. Наконец стали лепить рельефную карту Греции, и началась возня с мукой и водой. Это так увлекло их, что они решили продолжать на перемене и даже не вышли во двор.

Вместе склонившись над столом, они заспорили о том, как лепить горную цепь.

— Сюда надо добавить, — сказал Джеймс. — Гора должна быть повыше.

— Нет, не надо. Потому что выше должна быть вот эта.

Вошел мистер Холлингс и стал просматривать бумаги на своем столе.

— Дай-ка сюда муки, — сказал Саймон.

А Джеймс вдруг почувствовал — иногда это чувствуешь, даже не оборачиваясь, — что внимание мистера Холлингса привлекло что-то другое. Джеймс взглянул туда же, то есть на школьную доску в дальнем конце классной комнаты.

Поперек доски, поверх задач и слов, трудных в написании, Томас Кемпе крупно написал свое.