Призрак улицы Руаяль - страница 16

— Однако все быстро узнают, кто действительно повинен в случившейся трагедии, — рискнул заметить Николя.

— Вы что, серьезно так думаете? Никогда не встречались с этими змеями-придворными, не знаете, что в дворцовой войне языков гибнут быстрее, чем на поле боя? Клевета, знаете ли…

Болезненные шрамы, оставшиеся на теле после рискованных стычек и опасных расследований, никогда не позволяли Николя забывать о них; точно также могущественный начальник полиции постоянно помнил об опасностях, поджидавших его в дебрях придворных интриг, где ему приходилось прокладывать свой путь.

— Ваше прошлое, сударь, доверие, которое питает к вам монарх…

— Все это ровным счетом ничего не значит! Милость — субстанция летучая, как говорят наши аптекари и придворные алхимики! Все помнят только плохое, связанное с вашим именем. Неужели вы считаете, что кто-то примет в расчет наши заслуги и труды? Увы, такова жизнь. Но в фаворе мы или в немилости, мы все равно остаемся слугами короля, чего бы нам это ни стоило. Я не могу допустить, чтобы причиной моей немилости стал какой-то тупоголовый прево, везде имеющий родственников и знакомых и добившийся всего, не пошевелив даже пальцем! Не имея никаких заслуг, он переполнен чванством сверх всякой меры, особенно когда нацепит на шляпу роскошный султан, расфуфырится донельзя и взгромоздится на хорошего коня. Какое безумие! Если в этом его превосходство, что ж, тогда давайте возносить хвалы коню, страусу и портному!

И он с новой силой опустил кулак на дорогую столешницу. Ошеломленный столь неожиданной вспышкой, Николя заподозрил, что начальник несколько преувеличивает грозящую ему опасность, и, зная о склонности Сартина к театральным эффектам, стал перебирать в голове авторов, кому бы могли принадлежать последние слова Сартина.

— Однако мы отклонились от темы, — произнес Сартин. — Слушайте меня внимательно. Вы служите мне уже долго, и вам одному я могу открыть изнанку карт. Когда на сцене идет борьба влияний, за кулисами в игру вступают большие интересы, вот почему это дело привлекает мое самое пристальное внимание. Вы знаете о моей дружбе с первым министром герцогом Шуазелем. А он был очень дружен с маркизой де Помпадур, хотя иногда между ними случалось недопонимание и даже проскальзывало недоверие…

Внезапно он изменил курс рассуждений:

— Вы ведь знали ее, и довольно близко?

— В начале моей работы у вас мне выпала честь не раз беседовать с ней и оказывать ей услуги.

— И, если мне не изменяет память, весьма важные услуги[12]. Бедняжка, когда я в последний раз был у нее на приеме, от нее оставалась одна тень… Она вся горела и тут же жаловалась, что ей холодно; казалось, кто-то выжал ее лицо, стер с него краски, заменив их безобразными пятнами…

Подавленный представшей перед ним картиной, а может, и взволнованный воспоминаниями, слишком тяжкими, чтобы воскрешать их, начальник полиции умолк…

— Я вновь на перепутье. Мои отношения с новой фавориткой далеко не безоблачны. Она не способна налаживать связи, не обладает политическим чутьем и не умеет исподволь влиять на события, как умела хозяйка Шуази[13], заставившая уважать себя благодаря воспитанию и многочисленным талантам. И хотя она была всего лишь урожденная Пуассон, она обладала прекрасным вкусом, превосходно разбиралась в искусстве и литературе и вдобавок отличалась врожденной способностью привлекать к себе людей. Нынешняя фаворитка, возможно, и неплоха, просто все ее познания получены в злачных местах; ее не обучили светским манерам, она не умеет лавировать в лабиринтах дворцовых интриг и, пользуясь своим положением, идет напролом.

Окинув взором книжные полки, он понизил голос и произнес:

— И, наконец, самое главное: ночью она разрушает то, что создано за день, и, пробуждая чувственность старого короля, получает над ним власть. Шуазель мечтает взять реванш над Англией. Понимая, что в любую минуту он может расстаться со своим портфелем, он торопится осуществить свой замысел, спешит и совершает ненужные ошибки. Он восстановил против себя новую метрессу, ибо зол на нее за то, что она преуспела там, где не смогла преуспеть его собственная сестра, госпожа де Шуазель-Стенвиль. Впрочем, одному Богу известно, у нее действительно не получилось, или она сама не захотела исполнить желание брата. Вы можете спросить: а какое мне до этого дело? Меня против воли вовлекли в эту ссору. Полагаю, сие признание не покинет стен этой комнаты. По приказу короля мне пришлось идти к госпоже дю Барри, заверять ее в своей преданности, а также — едва ли не на коленях — обещать ей воспрепятствовать публикациям скандальных листовок и брошюр, расплодившихся, на мое несчастье, как грибы после дождя, и исходящих непосредственно от писак из типографий, финансируемых самим Шуазелем.