Призванный. Возможно, баллада - страница 21

стр.

Пошел, Брайан!

И Брайан пошел, как по-писаному, только не так быстро.

Потому что, выходя в полушпагат, надо не просто дотянуться ногой до следующей опоры, но и перенести на нее вес тела, не забыв оставить место для подтягиваемой ступни. А следующий кронштейн расположен не только сильно дальше, но и значительно выше. Кирпичи вытарчивают из стены лишь на длину одного, поэтому угол наклона тела, позволяющий опираться руками на стену, близок вертикальному, а чуть завалишь его назад, обратно уже не вернешь. Про такие мелочи, как залитые потом глаза, исцарапанный нос и стертые колени даже поминать не станем.

Подтянувшись на руках, закидываем ногу и переваливаемся на круговой карниз. Его ширины как раз хватает, чтобы не скатиться обратно.

Лежим, изогнувшись на правом боку, плотно вжимая спину в балюстраду. Левая рука, вцепившись в закраину опоясывающего кольца, служит стопором. Закрываем глаза.

Хорошо бы свернуться в клубочек, так спокойней. Никому пока от нас ничего не надо. Захотим – появимся на свет, а то и еще подождут.

Славное было время.

Но опять же в плюсквамперфекте, не даунничай, Брайан.

Или тебе в ухо подуть?

Ладно, уговорили. Встаем.

Ротонда не широка, и много по ней не походишь. Но это и ни к чему, обзор из любой точки во все стороны света.

На юго-западе раскинулся карьер. Широкий, плоский, мелкий. Гребни склонов скрывают дно лишь в передней половине, далее оно хорошо просматривается. Граница проходит как раз по задней части небольшого возвышения в середине котлована. Кажется, если подпрыгнуть, можно увидеть человека, лежащего на бугре ничком.

Но мы его уже видели.

Влечемся взглядом вдоль дороги, выходящей из глиняной котловины и равняющей западную оконечность Мертвого леса. Далее проселок ныряет в глубокую ложбину, долго выбирается из нее и заворачивает вправо к непаханым полям с наброшенными кружевами околков и рощиц, сквозь которые проступает то тем, то другим кривым боком негустая россыпь худых селеньиц, явно не городского типа.

Еще дальше весь северо-восток, включая значительные части собственно севера и востока, перегорожен по выпуклой дуге холмистой ли, гористой грядой.

Но это ближний план, если не всматриваться в дымчатое марево на горизонте, не оглядываться и не привставать на цыпочки.

За северными отрогами гряды видно плохо, но леса заметно темнеют, хвойнеют, а меж ними опять принимается виться какая-то змейка, уходящая сквозь возрастающую контрастность в слепящую белизну.

На западе уже через неделю пути начинает ощущаться, что шумно и тесно. А вскоре сплошной гомон перекрывается рокотом волн, накатывающих на береговые утесы.

По южному направлению редколесье постепенно переходит в лесостепи, в конце концов утыкающиеся в подножие чего-то, большими когортами не преодолимого.

На восток, за холмы, не знамо сколько тянутся хилые клочковатые леса, где-то за окоемом сменяясь немереными степями, передвигаться по которым, можно только очень сильно прищурившись.

Пока тихо.

Но звонарь не зря не спускается с колокольни до глубокой темноты.

Непорядок, Брайан, ты настороже, но все же не готов. Веревка колокола должна быть обмотана вокруг пояса, вдруг напечет голову и грохнешься в обморок.

Так. Вервие непростое свисает нам почти до колена. Но не рядом. И сразу видно, что рукой не дотянуться. Даже если другой уцепиться за балясину ротонды и наклониться, сколько можно, над провалом. Вот именно таким манером. Всего сорока сантиметров, но не хватает. Пробуем подтащить ножом, держа его за самый кончик ручки. Уже на десять, но по-прежнему не дотягиваемся. Метнуть? Но не вопьется он, скорее перережет.

Однако у нас есть, что впить.

Вытаскиваем из отворота черную иглу неизвестного металла. Примеряемся. Точно. Прямо в середину войдет, а насквозь, если что, оперение не пропустит. Но ведь вервие-то при этом не откачнется, лишь вздрогнет на месте. Значит, надо чем-нибудь назад.

Осматриваемся, охлопываемся.

Из нагрудного кармана достаем притаившийся маленький скруток. Синяя изолента, которой какая-то скотина прикрывала свои исправления, внесенные в написание нашего светлого имени.