Про Петровича - страница 8
— Петрович, это не о том! Просто надо же, чтобы за каждое деяние, — Клим запнулся на мгновение — «деяние» ему понравилось. — За каждое, повторяю, деяние, должно быть возмездие.
— Так ты — о возмездии! Вон как! А должно ли возмездие быть в зависимости от проступка или ты рекомендуешь просто убивать всех, у кого жопа не того цвета?
— Конечно, в зависимости… Я же не расист… Главное — чтобы все знали о неотвратимости возмездия! — Клим аж покраснел, так ему понравилось, как красиво все вышло.
— Неотвратимость, говоришь? И в зависимости, говоришь? А тогда, если кто обманул — обмануть его, украл кто — надо украсть у него. Если кто избил — отколошматить самого. Если кто убил и съел, потому что маньяк — убить его. И съесть. Вот это — возмездие. И если ты съел свинью, то свиньи съедят тебя. А если я выпил пиво, то оно…
— Ты прикалываешься просто, Петрович?
— …А вот если кто меня угостит пивом, то и я в ответ — его. И это — тоже возмездие, пацан. Но тема эта широка и необъятна, и требует длительного обсуждения. Ну, если тебе интересно, конечно.
— Мне интересно, — часто закивал головой Клим.
— Ну, так, чего сидишь, чего ждешь?
— А?
— Угощай, говорю. А я буду говорить. Вот тебе и возмездие.
Клим опять кивнул, похлопал себя по карманам, и кинулся к выходу из парка, к «Пятерочке», что стояла на углу.
— Эх, молодежь… Понаехало вас тут, а потом кричите невесть что. А за крик покрасить ему жопу черным… Х-х-хе… Ну, ничего. Будем воспитывать, — Петрович повернулся всем телом к открытому ноутбуку и с интересом уставился в экран.
Петрович и интеллигенция
— Какие-то проблемы? — спросил Петрович, обнаружив на своей скамейке незнакомого мужика.
Мужик был тощ и бледен. Из воротника застиранной рубашки торчали нитки основы. Штаны, то есть бывшие брюки, ставшие окончательно штанами, блестели и спереди и сзади. На ногах, на босых ногах были летние босоножки, больше всего напоминающие детские сандалии с дырочками. Взгляд мужика бродил, перескакивал, туманился и рассеивался. Иногда на глаза его наворачивались слезы, которые тот мужественно вытирал тыльной стороной ладони, показывая испачканные чернилами пальцы.
— Проблемы, спрашиваю, какие? — переспросил Петрович, не дождавшись ответа. И тут же пояснил:
— Это мое место, если что.
— Что? — переспросил глупо мужик. — Ты кто?
— Я-то Петрович. А ты, видать, по делу?
— Дело? Какое это дело, Петрович? Это так, безделица. Игры ума. Графомания чистая.
— Так ты писатель? — оживился Петрович. — Ну, показывай, что там у тебя?
«Писатель» вытащил из потертого портфеля начатую литровую бутылку «Парламента». Не того, что просто «чищен молоком», а того, что с черной смородиной, «духи», как называл его Лёха.
— О! — одобрительно крякнул Петрович. — Это по-нашему. Это на серьезный разговор. А закусь?
Из того же портфеля без лишних разговоров появились газеты, расстеленные на скамейке, пакетик с солью, несколько вареных вкрутую яиц, на блюдечке — сразу видно, что готовился человек — тонко порезанное сало, а в конце появилась буханка ароматного свежей выпечки, еще теплого, черного хлеба и две стопки. Мужик дунул в каждую по очереди, глянул на свет, поставил с двух сторон от блюдца, тряхнул в руке бутылку и уверенно разлил граммов по пятьдесят.
— Ну, — поднял стопку Петрович, — мы с тобой не алкоголики, я понимаю так. Мы — за ради беседы. Ну, и психотерапевтически, если что. Будем!
Мужик молча выпил, занюхал рукавом, промокнул заслезившиеся глаза и начал:
— Петрович, я книгу пишу…
— Это хорошо, — кивнул Петрович, отламывая хрустящую горбушку.
— Но книга никак не получается.
— Это плохо.
— Но я с детства мечтаю книгу написать.
— И это хорошо.
— А выходит у меня все хуже и хуже…
— Ты рассказывай, рассказывай.
— Я фантастику люблю, — застенчиво признался мужик. — Вот, роман пишу…
— Так это же хорошо! — Петрович положил на горбушку кусок сала, макнул очищенное яйцо в горку соли, положил рядом, осмотрел натюрморт и сам разлил водку по рюмкам. — Фантастика — это хорошо. Она, понимаешь, призывает и где-то показывает. Она, типа, предсказывает и в натуре предостерегает. Она иногда веселит и почти всегда зовет.