Про тебя - страница 5

Я возвращаюсь в своё кресло, снова подкладываю куртку под голову. Дремота волнами накатывает на меня. Хочу спать и боюсь уснуть.

Закрываю глаза. И вновь в темноте возникает странный золотистый цилиндр… В жизни не видел ничего подобного.

За спиной голоса попутчиков, грязная, вытоптанная поляна, куда перед подходом к польской границе до нас, наверное, сворачивали многие автобусы, и где теперь стоит наш «икарус».

А здесь среди мокрой травы и деревьев чисто, первозданно. Грибы дразнят, показывая из‑под первой палой листвы свои шляпки. Подосиновики, сыроежки, маслята. Дважды прошёл мимо коренастых красавцев — белых. Странно, что она их не взяла. Не заметила что ли? Или решила прихватить на обратном пути?

Знал бы ты, как хорошо размять ноги после мучительной ночи в автобусе!

Тепло и сыро. Перепархивают, попискивают пичуги. Спотыкаюсь о трухлявый ствол дерева.

Я ищу Светлану. Ту самую девицу с глазами навыкате, что сидит сзади меня со своей коротко стриженной матерью.

Подношу ко рту сложенные рупором ладони:

— Светлана!

Нет ответа. А лес все гуще. Отвожу упругие ветви орешника, шагаю все дальше.

…Перед рассветом останавливались на границе с Белоруссией. Показав пограничникам документы, Надя вернулась в автобус, сказала, что нас не пропустят, если не будет оплачен «экологический сбор». Будила спящих, собирала с каждого деньги. Мать Светланы была единственной, кто пытался протестовать, кричала, что это разбой.

Когда покатили мимо стеклянной будки таможни, я увидел: таможенник делит добычу со своим напарником.

А теперь уже пятый час дня. Мы где‑то совсем рядом с Гродно. Знаешь, честно говоря, я уже и сам побаиваюсь заблудиться. Вокруг настороженная лесная чащоба. Ни тропки, ни пня, никаких следов человека. Странно, ведь по другую сторону грязной поляны, где стоит наш «икарус», плетни — то ли хутор, то ли деревня. Неужели местные жители не пользуются лесом, не собирают грибов?

Наши водители давно уже сходили в посёлок за железной тележкой, выволокли из багажного отделения автобуса огромный бак с горючим, отвезли его на хранение какому‑то деду, чтобы на обратном пути из‑за границы сэкономить деньги, потому что горючее за это время наверняка снова подорожает. И вот, когда все уселись по местам, выяснилось — нет Светланы.

— Светлана! — снова зову, зная, что никто не откликнется. И вздрагиваю от неожиданности. Сзади из‑за кустов раздражённый голос:

— Она уже на месте. Идемте скорей, уезжаем.

За орешником возникает прямая, как жердь, фигура человека с седеющей бородкой. Он с самого начала путешествия вызывает во мне неприязнь. Неизвестно почему. Это опасно для него.

— Идиотка! — в сердцах говорит он, голенасто вышагивая рядом. — Набрала полный подол радиоактивных грибов, через три часа явилась к стоянке, просит развести костер… Чтобы поджарить, всех угостить… Столько времени потеряли.

— Как вас зовут?

— Георгий Борисович. Георгий.

— Георгий, мне вот тоже в голову не пришло, что здесь чернобыльский шлейф… Ну простите её! Девочка ещё, лет семнадцать.

— Какие семнадцать?! Мать говорит — восемнадцать!

— Хорошо, восемнадцать. Вспомните, куда и зачем мы едем…

Он сшибает ногой белый гриб.

Молча подходим к поляне. У раскрытых дверей уже готового к отъезду «икаруса» напряжённо улыбаясь стоит накрашенная соседка Георгия.

— Что ты тут торчишь? — Он подсаживает её в автобус.

Поднимаюсь вслед за ними. Трогаемся.

Объясни, скажи, пожалуйста, почему все‑таки этот человек мне так неприятен? Ведь по существу он прав, хоть и зануда. Задержала всех ради своей прихоти, заставила искать себя… В самом деле, большая деваха, могла бы соображать.

Оглядываюсь. Светлана сидит заплаканная. Мать, запрокинув голову, пьёт кефир из пакета.

За окном мелькают невзрачные серые домишки, элеватор, фабрика, дома с магазинчиками, очередями, вдоль длинной лужи трусит шелудивая собачонка с чем‑то похожим на крысу в пасти. Жалкое предместье пограничного города. Пока не видно никаких признаков границы. Но её приближение отчего‑то чувствуется.

Все вокруг меня яростно едят. Вон и Георгий жуёт. Сзади мне видно, как от движения челюстей шевелятся его хрящеватые уши. Автобус заражён нервным напряжением. А ведь каждому, надеюсь, нечего бояться. Уверен, никто не везёт контрабанду — наркотики или лишнюю валюту. Едят. Торопливо. Будто такая возможность представилась в последний раз. То ли просто от долгой ходьбы в лесу, то ли поддаваясь общему настроению, я тоже начинаю испытывать голод. В сумке осталось три яблока и два бутерброда с сыром. Не стану их доставать. Не хочу подчиняться этой атмосфере.