Про уши и глаза - страница 2

стр.

Звёзды замигали в отливах камней. Голоса цикад не смолкали. Им вторили красочные, полновесные голоса лягушек, умастившихся кто на кувшинках, кто у самой кромки воды, кто в зарослях колышущегося под вечерним ветром камыша.

Вечер был идеальным. Всё могло бы так хорошо и закончиться, и все бы разошлись довольные по своим норкам, если бы не одно происшествие, перевернувшее всё с головы на ноги и прервавшее концерт знаменитости.

– Что это? – прошептала Добрый Глазик подруге. – Я что-то, кажется, слышу.

– С каких пор ты стала что-то слышать? – с удивлением и недоверием пропела Пышно Обоняшка, широко расставляя слова. Она втянула носом воздух и торжественно объявила: – Всё в порядке, никаких чужеродных запахов в округе нет, ни волков, ни двуногих этих с палками, извергающими огонь и металл; уж не знаю, кто хуже?

– Нет, правда, послушай… ах да, ты же не можешь, – с сопереживанием отметила подруга. – Вот не вижу ничего, но что-то слышу! Вот удивительно ведь! А всё спасибо моему любимому! Слышу же: турук, бум, туурк, дум…

Мужчины в это время тоже разговаривали и не слышали своих жён.

– Вот такой вот завиток отрастил, – Нарциссус Глазик крутил в руке длинный вьющийся локон густых чёрных волос и смотрел на него с какой-то необъятной любовью.

– Да чего там? Завиток как завиток… – пробурчал Рыжий Ушик. – Мужчину красит борода! А уж если она рыжего цвета – так вообще: каждая гномочка будет рада! И чего любоваться на свою растительность, когда можно радоваться хорошей компании?

– Компания компанией, а своя растительность будет с тобой всегда, – довольный высказанной мыслью Нарциссус расплылся в счастливой улыбке.

– Да погоди ты с растительностью! – встрепенулся Рыжий. – Слышишь? Как будто что-то тарахтит?

– С чего ты взял? Ничего не вижу! А глаза-то у меня с рождения ого-го! Могу за милю кузнечика в траве увидеть!.. Конечно, если на пути не будет больше ничего…

– Мне это не нравится! – забеспокоился друг. – Добрый Глазик! Ты видишь что-то?

– Нет, – тут же откликнулась жена. – Но слышу!

– Да, и я тоже слышу.

– Смотри, – обратила его внимание на других гномов, – некоторые Ушики всполошились и вертят головами! Наверняка, они тоже что-то слышат! Идём-ка потихоньку отсюда, может?

– Идём, моя Добрая!

– А вы? – обратилась Добрый Глазик к знакомому семейству.

– Мы ничего не видим и не слышим, – спокойно ответил Нарциссус Глазик, – никаких поводов для беспокойства.

Едва они успели подняться и тихонько пробрались к выходу с лужайки, как непонятный грохот стал слышен даже тем, кто не был Ушиками: с горы стремительно, как коршун на добычу, нёсся огромный валун, сметая на пути кустарники, ломая ветки дубов и берёз, поднимая за собой след из пыли и обломков жизней тех, кто попал под него.

Тут уж вся поляна всполошилась, дико завизжала, забегала. Гномы наталкивались, опрокидывая друг друга. Цикады заморгали всеми тремя глазиками на темени, взмахнули прозрачными крыльями и роем рванули с насиженного места. Самки, не участвовавшие в пении самцов, повскакивали со своих укрытий и умчались следом. Нарциссус с Пышной метались среди толпы.

Валун с гиком и размашистостью всей тяжестью своей шлёпнулся на лужайку и, спружинив, перемахивая не успевших убежать, помчался к воде, оставляя за собой тех, кому не повезло. В воде он зашипел, поднял тучу брызг и бесславно ушёл в пучину.

На лужайке творился хаос. Кто-то искал своих товарищей, кто-то – свою родню, помогали раненым, оплакивали тех, кто оказался не так ловок, проворен или же везуч.

– Нарциссус, Пышно! – звали в два голоса Ушик и Глазик. – Вы где? Ау!

– Может, вот там они, давай глянем! – забеспокоилась Глазик. – Извините, мы пройдём, ой, осторожней, да, мы сюда… позвольте…

Нарциссус сидел на кучке мха с застывшим выражением горестного лица. Рядом, головой к его ноге, лежала Пышно…

– Ой, ой, ой, – запричитала Добрый Глазик.

– Вот так горе, – встал на месте Рыжий Ушик.

Внезапно Нарциссус посмотрел на них и сказал:

– Всё пропало…

– Что случилось? Как это случилось? Пышночка? – Добрый Глазик смотрела на них так тепло, с таким участием, что и лёд растопился бы.