Проблема смазки - страница 6

Вынырнув из антипространства поблизости от звезды, я тут же обшарил эфир и наткнулся на любопытную радиограмму:

Стоит ли говорить, что я же и был тем, кто эту телеграмму послал (шифр мне удалось купить у штурмана за пол-литра масла). Дня два у меня ушло на торможение и ориентацию в пространстве. Когда же я приблизился к Плутозии, меня на орбите уже ожидали два звездолета довольно дряхлой конструкции. Они приветствовали меня сорока двумя вспышками боевых лазеров, узрев которые, я слегка струхнул, — как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Посадку я совершал на чистеньком, идеально вылизанном «космодроме».

Вскоре после того, как опало пламя дюз, на поле высыпали толпы народа с цветами, флагами и транспарантами, на которых архаической вязью было выведено нечто вроде «Привет посланцам большой Земли!», «Душой мы навеки с планетой родной!» — и прочее в таком же духе.

К сожалению, в моем гардеробе не было ничего более внушительного, чем абордажный скафандр, но в нормальной гравитации я в нем не сделал бы и шага, так что пришлось надеть обычный бронированный костюм, неказистый, но надежный, в карманах которого разместилось достаточное количество оружия, чтобы отражать атаку мотопехотной дивизии в течение часа.

Мое появление в люке корабля вызвало бурный восторг и нескончаемую овацию публики.

Мне всё это, конечно, было приятно слышать, я улыбался, раскланивался и старался не думать о том, что произойдет, если кто-нибудь поинтересуется: «А где, молодой человек, ваши верительные грамоты?» Те бумаженции, которые я наспех изготовил на корабле, за версту отдавали фальшивкой.

Путь мой был устлан коврами, но, пожимая десятки тысяч рук, я сбился с него. Пока я шел по бетону было еще терпимо, но вот я вступил на асфальт и… о, ужас! почувствовал, что прилипаю. День был достаточно пасмурный, значит… черт возьми, не могли же они выстроить и заасфальтировать космодром за один день! Но затем я обратил внимание на горы замаскированного под клумбы строительного мусора, на свежевыкрашенную в ядовито-зеленый цвет траву и кусты, с которых еще капала краска, и понял — могли. Но более основательно поразмышлять над увиденным мне не довелось, ибо я оказался в крепких объятиях румяного здоровяка, президента Вильмейера (или просто Вилли, как он разрешил запросто себя называть).

Мы с ним публично обменялись любезностями. Потом был устроен парад в мою честь. Мимо трибуны, где стояли мы с президентом и его министрами, прошли три полка чир-лидерш, затем школьники, физкультурники и представители трудовых коллективов. И все подряд распевали песенку со странным припевом: «Ай-лю-лю, ай-лю-лю, я ревизию люблю!» Потом прошли части самообороны, за ними фермеры на тракторах, а потом промаршировало и все остальное население планеты, начиная с дошколят и кончая дряхлыми старцами, которых родственники с неподдельным энтузиазмом катили на инвалидных колясках, увитых праздничными лентами. И все до единого изъявляли самый неподдельный восторг по поводу того, что их посетила первая в истории планеты самая настоящая ревизия. Меня забросали цветами. Малышня одарила меня веночками, скауты — повязками и пилотками, делегация вооруженных сил поднесла коллекцию архаичного оружия — от миниатюрного танка до крохотной атомной бомбочки двухметрового радиуса действия. Потом начались торжественные речи, потом банкет и опять речи, попутно меня сделали почетным председателем сотни всяких общественных организаций. К восьмому часу торжеств президент предложил мне отдохнуть. Я, не раздумывая, согласился. Выходя с парадного входа здания космодрома, я ткнул пальцем в одну из колонн. Штукатурка и краска, судя по всему, были положены не раньше, чем за час до моей посадки.

Проснулся я наутро в холодном поту. Мне приснилось, что какие-то почтительно улыбающиеся люди связали меня и собираются утопить в огромной кадке с оливковым маслом. Вокруг было темно и тихо. Мой скафандр аккуратно висел на вешалке, до кобуры даже не дотрагивались. Только во рту было противно и сухо, да что-то монотонно щёлкало в раскалывающейся от боли голове. Решив, что меня все же решили отравить, я принял две таблетки витанора и почувствовал себя еще хуже. По младости лет я тогда еще не знал, что послебанкетную хандру лучше всего лечить рассолом. Однако щёлканье не прекращалось. Встав с постели, я отправился на поиски удобств, но неожиданно за неплотно прикрытой дверью услышал голоса, один из которых показался мне знакомым. Я прислушался.