Пробуждение - страница 30
— Постыдись своих лет, Евдокия!
— Это ты постыдись! — швырнула она пиджак ему в лицо.
Петринский запутался в нем, и пока пытался высвободиться, Евдокия без устали повторяла:
— С кем ты спал? Скажи, с кем спал?
Он встал и подошел к умывальнику ополоснуть лицо.
— Ты мне ответь на вопрос! — продолжала разъяренная супруга. — С кем ты спал?
Петринский открыл кран и начал шумно отфыркиваться, словно стараясь заглушить голос жены. Но она не отставала, пока не заставила его заговорить. Обессиленный и подавленный, он подробно рассказал ей обо всем, что видел и пережил в Сырнево.
Не назвал только имя Марии Чукурлиевой. Марии, которая тайно, ничего ему не сказав, надушила ему пиджак на память о селе.
10
— Что это за хождение вокруг да около? — Петринский сидел над листом бумаги и мысленно разговаривал с главным редактором.
— Попытка проникнуть в сущность времени, товарищ главный редактор.
— Как так проникнуть?
— Философски.
— А почему не политически? Вы забываете, Петринский, что момент особый, торжественный.
— А разве торжества не кончились?
— Своими психологическими этюдами занимайтесь в другом месте, — продолжал главный, — а не в моей газете.
— Газета не ваша…
— В той степени, в какой отвечаю Я, она МОЯ!
— Мы все отвечаем… перед своей совестью.
— Я отвечаю и перед партией…
— Партия — наша общая совесть.
Они недоверчиво переглянулись, потом чуть заметно улыбнулись. Главный спросил:
— Выпьешь кофе?
— Предпочитаю чай…
В кабинет принесли чай. Пока они пили чай, беседа продолжалась уже спокойнее, почти дружески:
— Что с вами происходит, Петринский?
— Я вас не понимаю, товарищ главный редактор.
— Вы в какой галактике живете?
— На земле… Это тоже часть вселенной… Я не делаю технических открытий… Я решаю философские проблемы…
— О-оо!
Они надолго замолчали. Потом, прихлебывая, главный сказал:
— Знаете что, Петринский?.. Вашим фантастическим бредням я предпочитаю земные схемы!.. И, во-вторых, не вам копаться в людских ранах!.. Кто вы такой, Петринский?
Они поднялись и уже враждебно смотрели друг на друга.
— …Предоставьте это тем, кто сам страдал от этих ран! Не ваше это дело! Ясно?
— Не совсем…
— Подумайте, Петринский, прежде чем взяться за белый лист…
— Вот теперь мне ясно.
— Что вам ясно?
— Что ничто старое не забыто.
И в их глазах снова засверкали враждебные огоньки.
— …Вы намекаете на мое прошлое?
— Нет, Петринский, намекаю на ваше настоящее.
— Понимаю, понимаю…
— Ничего вы не понимаете… Вы слишком мнительны.
— Таким меня сделала жизнь.
— Какая жизнь?.. личная или общественная?
— И личная, и общественная.
— Что вы имеете в виду?
— Вас и… мою жену!
— Что, что?
— Вас и мою жену Евдокию!
Они снова ощетинились, стоя друг против друга.
— На что вы намекаете?
— На то, что вы похожи…
— В каком смысле?
— Она мне не верит, вы — тоже! Что это за негласный заговор против меня, товарищ главный редактор.
Главный улыбнулся.
— Мы не вмешиваемся в вашу личную жизнь, Петринский.
— А я бы хотел, чтобы вмешивались.
— Почему?
— Чтобы мне помочь… Я больше не могу! Не выдерживаю!
— Что, собственно говоря, произошло?
Петринский подпер ладонями голову. Долго молчал над белым листом бумаги. Потом вздрогнул, оглянулся и услыхал, как упорно, в самое ухо, звонит телефон. Он поднял трубку и услышал ясный, отчетливый голос главного редактора. Он вызывал его к себе, побеседовать о «материале». В сущности, теперь начинается настоящий разговор. Петринский потер глаза, потому что безумно хотелось спать, и медленно отправился в редакцию, в знакомый кабинет.
— Здравствуй, здравствуй, браток! — начал главный, подавая Петринскому руку. — Вени, види, вици!.. Прочел, понял, одобрил…
Это «браток» и эти вечные сентенции приводили Петринского в бешенство. Бесили его и нарочитый демократизм, и снисходительная улыбка: мол, хоть я тебе начальник, но в то же время и друг, товарищ. Не так ли?
Все так. Они были одного возраста. Оба уже облысели. Оба успешно пользовались журналистскими схемами. Оба не отличались большой устремленностью. Только один из них был главным редактором, а другой мечтал вступить в Союз писателей. А вообще-то они хорошо относились друг к другу, взаимно прощали недостатки. Иногда вместе играли в карты, особенно когда не хватало четвертого. Петринский всегда был к услугам. И всегда проигрывал. А от этого он становился только симпатичнее.