Пробуждение - страница 20
Вторым событием были выборы старосты деревни. Община избрала Милова, отца Доры. Он оказался подходящим человеком. На воен-ной службе командовал взводом и умел распоряжаться. Милов читал много газет и, по мнению сельчан, был мудрым человеком. Именно такой староста им и нужен был, так как на должность нотариуса прислали в Зоровце словака, который все еще смешивал словацкий язык с мадьярским (то есть венгерским) и, как считали в селе, вообще мало что смыслил в своем деле.
Для Аннушки эти недели прошли как приятный сон.
Последний день мая выдался ясным и солнечным. Легко шагая, девушка спешила по лугу, она несла обед хозяину и Зварам. Немного погодя Матьяс сидел на зеленой меже, а она - у его ног. Ветви отцветшей яблони склонялись к ним. Аннушка радовалась, что хозяин с таким аппетитом ел блюдо, которое, как тетушка Звара ей шепнула, он просто обожал. Так как она принесла ему довольно большую порцию, он предложил и ей поесть с ним, но она отказалась:
- Ешьте, ешьте, дядя, я дома уже поела, и Зварам я тоже достаточно принесла.
- Ну вот, - сказал Матьяс через некоторое время, отставив пустую чашку. - Было очень вкусно. Ты замечательно приготовила обед!
- Как я рада, что вы довольны! - воскликнула она. - Матушка тоже часто говорила, что это у меня получается хорошо.
- Она была права. Так сытно и вкусно, как ты меня кормишь, я уже давно не ел.
Лицо Матьяса стало задумчивым. Он вынул Новый Завет из кармана пиджака:
- Звары хотят еще поработать, а мы с тобою сейчас сделаем кое-что получше - прочитаем первый стих 103 Псалма: "Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой! Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием".
Когда Аннушка через четверть часа возвращалась домой, сердце ее было наполнено счастьем. Она восхищалась мудростью Божьей, Его творением. В благоговейном раздумье она не заметила, как оказалась на погосте. И здесь росли цветы, пели птицы и жужжали пчелы. Вдруг Аннушка остановилась. Ах нет, земля не рай, если здесь слышны такие жалобные возгласы. "Отец мой родной!" - услышала Аннушка и мгновенно бросилась к женщине, распростертой на могиле, горько рыдающей и причитающей. Платье на ней было порвано, испачканные кровью рукава висели клочьями. Аннушка узнала женщину: это была жена соседа-сапожника.
- Тетушка Сенина, что с вами случилось? Женщина не подняла головы.
- Что со мной случилось? - сокрушалась она в отчаянии. - Я не слушалась отца. Как он был прав, когда предостерегал меня!
Все случилось так, как он мне предсказывал. Ах, мой дорогой, добрый отец, как хорошо вам в сырой земле, а -я, несчастная... ах, возьмите меня к себе!
- Прошу вас, тетушка, встаньте и идемте домой, - уговаривала Аннушка.
- Домой? Никогда в жизни! - женщина вскочила и стояла теперь перед Аннушкой простоволосая, растрепанная, со свисающим на лоб клочком окровавленных черных волос, грубой рукой вырванных вместе с кожей. Под вспухшими глазами уже появились зеленовато-синие пятна. Изодранное платье едва держалось на оголенных плечах, на руках вспухли кровавые полосы. Видно было, что истерзанная женщина вырвалась из рук своего мучителя.
- Видишь, как он меня изуродовал? И зачем я только убежала, когда он хотел меня убить! Лучше бы убил, и все было бы кончено!
- Ваш муж опять напился?
- Да! Он уже с вечера начал и всю ночь не давал нам покоя.
Я не захотела отдать ему последние гроши, и он разозлился. Напрасно я упрашивала его, говорила, что мы уже почти нищие. Он уверял, что перестанет пить, как только уплатит долги за кожу и в пивной, но я ему уже не верю. Он всегда обещал исправиться, когда ему что-то было нужно, но ни разу не сдержал своего слова. Когда он, окаянный, не мог найти в сундуке ценных бумаг, хотя они были у него под руками, он начал меня истязать: сорвал с меня одежду, таскал за волосы, пинал как собаку. Не верь, дитя мое, мужчинам! Раньше я за своего переплыла бы Ваг. Ведь я за него пошла против воли моих родителей, чем и свела отца в могилу. Я у них была единственной, и они берегли меня, как сокровище. А он что со мной сделал? Видишь, все мое тело истерзано, голова в ранах; и ты говоришь, чтобы я пошла домой?