Пробуждение: Приснись мне снова - страница 13

— Съешь меня скорее, — ответила я, забросила руки на спину Матвею и потянула его к себе.

Матвей подался вперед, снова приблизил свое лицо к моему, приоткрыл губы и приник ими к моему жадному рту. По-моему, в тот раз я впервые целовалась по-настоящему, хоть это и странно звучит по отношению к действиям, совершаемым во сне. Но наш первый с Матвеем поцелуй я все равно запомню до конца жизни. Потому что именно тогда я впервые почувствовала себя женщиной. Любимой, желанной, единствен ной. Половая близость — это все-таки в большой мере физиология. Совокупляются все — люди и звери. Птицы, змеи и даже насекомые. Потому что это зов плоти, следствие природных законов. Без него не может быть продолжения жизни — и тут никуда не деться. Поцелуи же вовсе не обязательны. И целоваться умеют лишь люди. Но не все целуются искренне. Многие считают это действие лишь своеобразным правилом игры, прелюдией к сексу или еще чем-то необязательным, не очень приятным, а потому совершаемым так, словно делается это не по желанию, а по обязанности. По-моему, именно так, будто отдавая долг, целовал меня перед совокуплением Ваня. Да-да, именно перед совокуплением, по-другому теперь назвать занятия любовью с мужем у меня не поворачивается язык. И вот именно, что он целовал меня, неумело тыкаясь сжатыми губами, только перед этим. Если не считать десятка-другого раз во время ухаживания и одного — в ЗАГСе.

Матвей же целовал меня так, словно умирал от жажды. От неразделенной жажды любви, от томительного душевного одиночества… Словно он годами, десятилетиями ждал и искал ту, которой он сможет наконец отдать нерастраченную нежность, подарить ласку, поделиться всем собой без остатка, растворившись в любимой. Именно таким был его поцелуй, говорю без преувеличений. У меня хлынули из глаз нежданные слезы благодарности, умиления, восторга, настоящего счастья. И это сделал всего лишь его поцелуй! Я постаралась ответить ему тем же, вложив в движения губ и языка ответные чувства, что рвались из меня навстречу любимому. Да, да, да, сотню раз ДА!!! Я уже любила Матвея, безоговорочно, полностью, без остатка, без сомнений, терзаний и сожалений. Я любила его, хотела его, желала его — нестерпимо, до жгучей сладостной боли в груди, до безумного влажного жара, который, вспыхнув в потаенных глубинах, разливался по животу, стремясь подняться до затылка; опускался на бедра в стремлении достичь кончиков мизинцев…

Я застонала снова, уже призывнотребовательно, еще сильнее прижала к себе любимого, а потом опустила ладони ему на ягодицы и невольно впилась в них коготками. Матвей вздрогнул от короткой острой боли, чуть приподнялся надо мной, нацеливая свое трепещущее орудие, коснулся им влажного входа «колодца» и…

…грубо вошел в меня, заставив застонать уже не от вожделения, а от боли. На меня дохнуло сильным запахом перегара, и я поняла, наконец, что уже не сплю. Я открыла глаза, но ничего не смогла увидеть, пока не догадалась, что лицо мое накрыла какая-то ткань. Я сбросила с глаз тряпку, и теперь в призрачном свете фонаря, льющемся с улицы через незашторенное окно, увидела, что их закрывал мне подол собственного халата, бесстыдно задранный кверху. А надо мной, облокотившись о пол руками, пыхтел перегаром благоверный мой Ванечка… Он так и остался в свитере, а спущенные трусы болтались ниже колен. Волосы Ивана свалялись после сна, слиплись от пота, торчали кривыми сосульками в разные стороны… И этот неряшливый вид супруга, его похотливое сопение, мерзкий запах переработанного организмом спиртного вызвали во мне такое нестерпимое отвращение, что я снова застонала — и от этого впервые испытанного к мужу чувства гадливости, и от досады, что сказке последовало такое пошлое продолжение, и от внезапной жалости к себе.

Иван же, видимо, принял мой стон за результат своих «трудов» и задвигался быстрей, запыхтел чаще и громче, обдавая меня новыми порциями отвратительных испарений. Я же, кроме неприятного жжения между ног, ничего не чувствовала, лишь взмолилась мысленно, чтобы все это скорее закончилось. Так и случилось. Ваня дернулся еще пару раз, замычал и замер, изливая в меня теплые и, как мне отчетливо представилось, липкие, склизкие струи. От этого ощущения и возникшей в мозгу картины меня буквально затошнило; я выскользнула из-под супруга и бросилась к дверям туалета. Меня вывернуло несколько раз, а потом я сразу же ринулась в ванную, брезгливо сбросила на пол заляпанный пятнами семени халат и встала под душ, сделав воду, насколько можно было вытерпеть, горячей, а напор ее — максимально возможным.