Пробуждение: Приснись мне снова - страница 16

стр.

Дети были очень нежными с нами и ласковыми. И я видел, что это не притворство, они искренне нас любили. «Любезная моя Катерина Матвеевна», — дурашливо обращался я к дочери, на что она заливалась колокольчиком и висла на моей шее, лобызая мне щеки. «Ох, Леха, Леха, мне без тебя так плохо!» — вздыхая, говорил я сыну, и мальчишка горделиво вскидывал голову и подмигивал мне: «А то!», а потом подходил и тыкался мне головой в живот, шепча: «Мне без тебя тоже…» Сердце мое оттаивало с ними, и отношение ко мне Наташи отходило уже на второй план.

Вот и сейчас, вспомнив о детях, мне стало хорошо, тепло и спокойно, и я заснул с улыбкой на губах. В остаток ночи ничего мне больше не снилось.


Вера Михална выглядела недовольной. Она бросила на меня взгляд, полный укоризны и, кивком ответив на приветствие, осуждающе вздохнула:

— Все-таки поддался…

— О чем вы, Вера Михална? — прикинулся я дурачком, мысленно восхищаясь проницательностью замши. Ей бы в контрразведке работать — этакий Штирлиц в юбке.

— Сам знаешь о чем, — фыркнула заместительница и грохнула кулаком по огромному степплеру, пробив толстую пачку листов. Мне показалось, что на месте бумаги она с садистским вожделением представила сейчас мои пальцы, а то и кое-что похожее, но в единственном числе.

— Не понимаю, — сказал я, усаживаясь на рабочее место.

— Не понимает он! — еще раз злобно клацнула степплером замша, отчего у меня тревожно заныло в паху. — К Зориной ходил?

— Ну, ходил! — с вызовом ответил я. Но не удержался и стал все же оправдываться: — А что такого? У нее Интернет не подключался!..

— Подключил? — язвительно поинтересовалась Вера Михална. — Сколько раз?

— Ну, знаете!.. — возмущенно подскочил я. — Все-таки я ваш начальник! И вообще… Я взрослый человек. — Но моей независимости хватило ненадолго, и оправдание снова вырвалось против моей воли: — Не было у нас ничего. Того, что вы думаете…

— А что я думаю? — снова фыркнула мудрая коллега. Но степплер на сей раз оставила в покое, и я заметил, что сердитые морщинки на ее лбу несколько разгладились. — Ничего я не думаю. Это ты думать должен, кого на должность брать будешь.

— Так вы ведь уже сказали кого.

— Вот как? — искренне удивилась Вера Михална. — Это ты Маечку имеешь в виду? Черникову, в смысле?..

— Ну да, — опустился я в кресло, мысленно матеря себя за несдержанность. — Она придет сегодня? Хочу сам поговорить.

— Так телефон же есть. Позвони да пригласи.

Совет показался разумным. Я снял трубку и набрал номер допофиса.

— Добрый день! Говоров. Черникову пригласите, пожалуйста…

В трубке зазвучала мелодия, звонок переводили на другой телефон. Но не отыграло и такта, как зазвучал взволнованный голос Майи, будто она заранее держала ладонь на трубке в ожидании звонка:

— Да, слушаю вас!..

— Майя э-э… — стал вспоминать я отчество девушки.

— Просто Майя, — торопливо пролепетала она. Мне отчетливо представилось, как лицо ее залилось краской, делая невидимыми веснушки.

— Майя, — послушно повторил я, чувствуя теперь, что краснею и сам. Вера Михална тоже заметила это, и брови ее полезли на лоб. Я оттолкнулся ногой и развернул кресло спинкой к заместительнице. — Вы не могли бы зайти ко мне после обеда?

— Хорошо, — откликнулась Черникова. Мне так и представился повисший в воздухе вопрос: «А зачем?», но задавать его Майя не стала, добавила лишь: — Я зайду.

— Буду ждать, — сказал я и повесил трубку.

— Кх-м!.. — послышалось от стола заместительницы. — М-да…

— Вам не угодишь, — буркнул я, схватил сигареты и быстро вышел из кабинета.


Майя зашла после обеда. Как всегда, кивнула мне, обнялась-поцеловалась с Верой Михалной, но в ее поведении на сей раз чувствовалось больше сдержанности. Если раньше она почти не обращала на меня внимания, то сейчас, напротив, искоса поглядывала на меня, и в этом ее взгляде читалось нечто большее, чем простое любопытство. Я бы сказал, что в глазах девушки затаился плохо скрытый испуг.

Перебросившись с подругой парой ничего не значивших фраз, Майя осторожно, мне показалось даже — затаив дыхание, направилась к моему столу.

— Матвей Павлович, вы просили зайти… — заморгала она своими удивительными глазами. Они были так темны, что я не сумел разглядеть их истинного цвета. Скорее — темно-карие. А может быть, это зрачок у них расширился столь сильно, что от радужки остался лишь тоненький ободок, который попросту терялся в лучистом блеске.